Похоже, эта женщина обладала колдовскими чарами, она заворожила его. Разве Коул был виноват в том, что не мог отвести от нее глаз?
Когда он видел ее, кровь вскипала в его жилах. Коула охватывало возбуждение, его переполняло желание физической близости. Воспоминания о прошлой ночи были еще слишком свежи в его памяти. Он ощущал на своих губах ее пылкий поцелуй, в нем бушевала неутоленная страсть.
Его взгляд упал на бледные чувственные губы Имоджен. Они утратили свой розовый цвет.
Коул вдруг встрепенулся, почувствовав себя извращенцем, который вожделеет женщину, находящуюся без сознания. Его не смущало даже то, что неподалеку лежала другая женщина, мертвая, кем-то зверски убитая…
Но он ничего не мог с собой поделать. Исходивший от Имоджен сладковатый запах лаванды и сирени кружил ему голову, пьянил. И сама графиня казалась ему изящным чудесным цветком, способным навеки пленить его сердце.
Ее ровное неглубокое дыхание касалось его щеки, и Коул боролся с желанием припасть к этим бледным губам в страстном поцелуе.
Однако в эту минуту он испытывал не только низменные чувства. Ему было мало овладеть этой женщиной, он хотел покорить ее душу.
О, с каким наслаждением он прижался бы сейчас щекой к ее нежной щеке! Волосы Имоджен, в которых запутался его протез, были похожи на гладкий шелк цвета солнечных лучей, скрывающихся за тонкой пеленой лондонского смога.
Между тем щеки и губы Имоджен немного порозовели. Она начала приходить в себя.
Господи, до чего же прекрасна она была! Коулу никогда прежде не доводилось разглядывать графиню с такого близкого расстояния. Он впервые в жизни видел столь безупречную кожу. Такой кожи не было даже у тех женщин, которые берегли ее, прячась от солнечных лучей под кружевными зонтиками.
Графиня была обожжена солнцем и не стеснялась этого. У нее был медовый загар, сквозь который проступали золотистые веснушки. Почему модницы восхищались только фарфоровым оттенком кожи? На фоне бесцветных девиц, похожих на бледную моль, Имоджен выделялась яркой красотой. Загар придавал ей жизнерадостный здоровый вид. «Только идиот предпочел бы графине бледную девицу из высшего общества», – думал Коул, не сводя глаз с Имоджен.
Впрочем, у Джинни была белоснежная кожа, которая контрастировала с черными непослушными волосами. Графиня была совсем не похожа на девушку, навсегда врезавшуюся в память Коула.
Фигура Имоджен, ее запах, манера двигаться и говорить были совсем другими… Не говоря уже о коже. Коула вдруг охватило желание снять с графини одежду, чтобы посмотреть, было ли ее тело загорелым и до какой степени.
Его неудержимо тянуло покрыть поцелуями те места, которых уже коснулось солнце. И те, которые были еще не тронуты его лучами.
Имоджен долго лежала, не шевелясь. Но вот ее веки дрогнули, пальцы затрепетали, и она, открыв глаза, уставилась на Коула затуманенным невидящим взглядом.
Коул застыл, как вор, застигнутый на месте преступления. И тут Имоджен прошептала то, чего он никак не ожидал услышать в эту минуту.
– Привет…
– Вы потеряли сознание, – выпалил он.
– Не говорите глупости, – произнесла Имоджен, ей было трудно говорить. – Я не теряла сознание.
– И тем не менее, это так, – мягко сказал Коул. – А теперь постарайтесь не шевелиться, мой протез запутался в ваших волосах. Я должен освободить его.
– Запутался в моих волосах? – с недоумением переспросила Имоджен и нахмурилась.
– Я принес вас сюда после того, как вы лишились чувств.
Имоджен прижала ладонь ко лбу.
– Значит, я упала в обморок?
– Именно это я вам и говорю.
«У нее, наверное, что-то с головой, – решил Коул. – Неудачное падение, быть может».
– Я упала в обморок… потому что… кто-то покушается на меня, – прошептала Имоджен. – Замышляет убийство.
– С вами не случится ничего дурного! – с горячностью заявил Коул.
Он не понимал, что с ним происходит. Зачем он произнес эти слова? Они вырвались у него помимо его воли. Впрочем, он не сказал ничего такого, в чем его можно было бы обвинить. Эта женщина не была лишена принципов и добродетелей, хотя сначала Коул принял ее за настоящее исчадие ада. Но даже если бы Имоджен была существом порочным, она все равно не заслуживала участи леди Бродмор.
Распутывая ее волосы, Коул случайно дернул одну из прядей, и Имоджен поморщилась от боли.
– Простите, – пробормотал он, испытывая неловкость.
– Разумеется, я прощаю вас, – сказала графиня, и у Коула создалось впечатление, что она прощает его за нечто большее, нежели причиненные неудобства из-за запутавшегося в волосах протеза. – Позвольте я сама, – промолвила Имоджен и быстро, сделав несколько ловких движений, распутала волосы.
Взяв его изувеченную руку в свою, она приподнялась. Ее вцепившиеся в протез нежные пальцы сковали Коула крепче наручников или цепей. Он не мог пошевелиться.
Имоджен молча освободила его протез от нескольких оторвавшихся тонких прядей волос, застрявших в механизме, и бросила их на устеленный коврами пол.
Коул оставался неподвижным. Его чувства обострились, тело напряглось. Звуки стали громче и отчетливее, как будто он проснулся после тягостного сна или поднялся на поверхность воды, проведя под ней долгое время. Он хорошо слышал тиканье часов, стоявших в гостиной на каминной полке, и его сердце билось в такт ему.
Мягкий солнечный свет, проникавший на террасу, казался Коулу ярким свечением. Такого блеска и сияния он давно не видел.
А когда Имоджен снова заговорила, ее голос показался ему печальной музыкой, проникавшей прямо в сердце. Его душа трепетала от этих нежных звуков.
– Мне больно от того, что мы, люди, можем быть так жестоки друг к другу, – произнесла Имоджен. Ее пальцы скользнули вверх по холодному металлическому протезу, под манжету рубашки и добрались до теплой кожи Коула. – Какие ужасные страдания мы способны причинять себе подобным! И чтобы оправдать свои отвратительные поступки, мы прибегаем ко лжи. – Ее глаза увлажнились, она взглянула на Коула, и он затаил дыхание, прислушиваясь к ней. У Коула перехватило дыхание от ее проникновенных слов. – Это ранит мое сердце, – прошептала Имоджен, и по ее щеке потекла слеза.
Вдалеке раздался раскат грома, приближалась гроза, возвещая о том, что солнце не будет светить вечно.
У Коула щемило сердце. Он не знал, о чем плакала графиня. Были ли ее слезы вызваны бедой, случившейся с леди Бродмор? Или, может быть, жалостью к нему, к его увечью?
– Вы не боитесь меня? – выдохнул Коул. – Не боитесь этого?
Он показал взглядом на свой протез, к которому прикасалась Имоджен. Ощущение было очень интимным.
Она покачала головой, ее пальцы поглаживали его руку под манжетой.
