Имоджен заставила себя сесть на кровати, прислонилась спиной к взбитым подушкам, взяла стакан и стала медленно пить. Глаза ее вновь наполнились слезами, а в носу стало щекотно. Имоджен потерла его, стараясь не расплакаться.
– Легкие чистые. Рефлексы хорошие. Цвет кожных покровов свидетельствует о том, что кровь циркулирует нормально. Пульс устойчивый, хотя слегка замедленный, – сообщил Лонгхерст, отводя от нее глаза.
Ему как будто было неловко видеть ее в расстроенных чувствах.
– Хлороформ вредит работе сердца. Это порой приводит к летальному исходу, – продолжал доктор, старательно пряча глаза. – Я уверен, что у вас сильное здоровое сердце.
– Вы уверены? – прошептала Имоджен. Она попыталась глубоко вздохнуть и почувствовала боль в груди. – А вот я – нет.
– У вас сломана пара ребер. Ничего, боль скоро пройдет.
Имоджен думала, что ее накроет волна отчаянья после того, что произошло. После того, как Коул узнал все ее секреты. Но отчаянья не было, Имоджен ощущала только страшное душевное опустошение.
Она услышала, что кто-то шумно вошел в комнату и с грохотом захлопнул за собой дверь. Имоджен вздрогнула и прижала руки к груди. Ее сердце бешено колотилось, стучало громко, словно копыта скачущих испуганных антилоп.
Это был Коул. Он быстро подошел к кровати и, став у изножья, впился в Имоджен испытующим взглядом. Воздух вокруг него, казалось, вибрировал от сильных эмоций. На герцоге были белая рубашка и мятые темные брюки. Он не сводил с Имоджен искрящихся светло-карих глаз. Коул был похож на архангела, небесного воина, обладающего такой яркой харизмой, какой не обладал ни один смертный.
«Впрочем, все это мои фантазии», – подумала она.
– Что он здесь делает? – выдохнула Имоджен, обращаясь к Лонгхерсту.
Она была не готова к встрече с Коулом. Имоджен только что очнулась, она еще не пришла в себя и теперь хотела снова впасть в глубокий беспробудный сон.
Коул нахмурился.
– Герцог спас вам жизнь, – сказал доктор Лонгхерст, – и с тех пор, как принес вас сюда, не покидал дом. Слава богу, вы остались живы.
– Как она? – деловито спросил Коул, не сводя глаз с Имоджен.
Она туго соображала. Значит, герцог спас ее… На нее, насколько Имоджен помнила, в спальне напал Джереми. Следовательно, Коул вернулся и вступил с ним в схватку.
– Я в порядке, – пролепетала она.
Коул поднял руку, приказывая ей замолчать. Имоджен была удивлена и возмущена его жестом.
– Как она? – снова спросил Коул тоном человека, не привыкшего повторять вопросы дважды. – Она не пострадала при падении? У нее нет серьезных ушибов?
– При падении? При каком падении? – не удержавшись, спросила Имоджен.
Однако мужчины проигнорировали ее вопрос.
Доктор Лонгхерст нахмурил брови.
– Хлороформ и алкоголь, смешавшись в крови леди Анструтер, усилили анестезирующий эффект, что привело к более длительной потере сознания, – сообщил он герцогу. – И хотя графиню сбросили из окна второго этажа на землю, вялые, лишенные тонуса мышцы смягчили удар и, в конечном счете, это спасло ей жизнь.
– Меня сбросили со второго этажа? – изумилась Имоджен.
– В каком она сейчас состоянии? – мрачно спросил Коул.
Лонгхерст вскочил на ноги. Он был явно рад тому, что их разделяла большая кровать. У герцога был угрожающий вид.
– Если коротко, с ней все в порядке, – поспешно ответил доктор.
– Хорошо. А теперь выйдите из комнаты.
Имоджен промычала что-то, демонстрируя свое несогласие, но врач стал торопливо складывать инструменты в кожаный чемоданчик.
Наконец, Имоджен обрела голос.
– Я же сказала, что со мной все в порядке. Кто-нибудь объяснит мне, что случилось?
Лонгхерст застыл, на его лице читалось выражение нерешительности.
– Убирайтесь отсюда! – увидев, что он замешкался, процедил сквозь зубы Коул.
Доктор поспешно ретировался, бросив пациентку на произвол судьбы. Имоджен закрыла глаза, пытаясь собрать в кулак последние силы, но их запас давно уже был исчерпан.
– Я знаю, что ты все еще сердишься на меня, – вздохнув, произнесла она. – Но поверь, у меня просто нет сил слушать твои обвинения.
– И все же тебе придется выслушать меня, – тоном, не терпящим возражений, произнес Коул. Его глаза горели ярким огнем, рассыпая искры, подобные тем, которые летели из-под молота Гефеста, когда он ковал молнии для Зевса. – Ты выйдешь за меня замуж, Имоджен, и вот по каким причинам. – Герцог начал разжимать пальцы на правой руке, называя эти причины. – Во-первых, потому что я этого хочу, а я, как человек богатый и влиятельный, привык получать все, чего пожелаю. Во-вторых, потому что тебе будет легче заниматься благотворительностью, если ты станешь герцогиней и получишь поддержку мужа.
Имоджен была ошарашена его словами. Она не сразу поняла, о чем Коул ведет речь. Неужели он делает ей предложение? Нет, не может этого быть… Она хотела что-то сказать, но Коул поднял руку.
– Я не закончил!
Имоджен тихо застонала. Может быть, она все еще спит, и все это ей снится? Может быть, это – видение, результат воздействия хлороформа? Да, наверняка это так. Иначе как объяснить предложение Коула? Обещание поддерживать ее благотворительную деятельность?
– В-третьих, – продолжал герцог, искоса взглянув на Имоджен, – учитывая то, что ты, как выясняется, постоянно привлекаешь к себе внимание злодеев и безумцев и оказываешься в опасных ситуациях, я считаю, что мы должны жить вместе. Честно говоря, мне надоело бегать по ночам в твой дом, чтобы в очередной раз вызволить тебя из беды. И последнее. Ты должна выйти за меня замуж, потому что…
– Потому что ты любишь меня? – тихо спросила Имоджен, чувствуя, что в ее душе вспыхнуло то, что, казалось, давно уже безвозвратно погибло, – надежда.
Коул потупил взор, избегая смотреть на нее.
– Разумеется, я люблю тебя, – сказал он, как будто обращаясь к кровати, а не к Имоджен, и стал рассеянно водить пальцами здоровой руки по резной деревянной спинке. – Я говорил об этом сто раз вчера ночью и тебе, и твоим слугам, когда думал, что ты…
Он вдруг осекся, и его кадык лихорадочно задергался – так, словно Коул глотал осколки стекла.
– Коул, – нежно прошептала Имоджен. – Посмотри на меня.
– Я не могу.
Он стоял, уставившись на спинку кровати, и вел отчаянную молчаливую борьбу со своим главным противником – самим собой.
– Пойми, – вдруг снова заговорил он хрипловатым голосом, – я больше не переживу подобной ночи. Уж лучше пусть меня снова бросят в турецкую тюрьму. Видеть тебя в смертельной опасности – это самое тяжелое испытание в моей жизни.
