— Спокойно! Никому не выходить из квартир! Работает опергруппа. Идет операция по задержанию опасного преступника.
Толчки в дверь под ногами Каурова следовали один за другим.
— Помоги, не поддается. Ногами уперся, гад, — срывающимся от натуги голосом обратился один из преследователей к другому.
Толчки возобновились, но тем двоим, висевшим на узкой чердачной лестнице, в отличие от Каурова, было толком не обо что упереться. Максимум, на что их хватало — приподнимать чердачную дверь сантиметров на пять. Потом толчки прекратились. Видать, парочка снизу выбилась из сил.
Воспользовавшись тишиной, Кауров прокричал:
— Люди, не верьте им! Они не милиция. Они преступники. Умоляю, помогите мне!
В ответ снизу в чердачную дверь застучали каким-то металлическим предметом.
— Гражданин Кауров, — преследователи впервые обратились непосредственно к нему. — Вы подозреваетесь в совершении серьезного преступления. Откройте немедленно! Иначе мы вынуждены будем стрелять!
Это был тот же самый голос, который велел жильцам не выходить из квартир. Геннадий несколько секунд переваривал услышанное. Он посмотрел себе под ноги: сможет ли пуля пробить железную дверь чердака? Если сможет, то она попадет ему прямо между ног.
— В каком преступлении? В экономическом? — прокричал он вниз. Шевельнулась мысль — а вдруг и вправду менты?
— Вылезайте, мы вам все объясним.
— Не верю! Люди, по-мо-ги-те! — продолжал завывать Кауров.
…Он кричал очень долго. До тех пор, пока не зашелся кашлем. Прокашлявшись, прислушался. Снизу больше не раздавалось ни звука. Но Геннадий не поверил этой тишине. И возобновил свои крики.
— Спасите! Позвоните! Меня уби-ва-ют!
Снизу по двери вновь застучали.
— Чего ты орешь! Ушли они…
— Кто это? — переспросил Кауров.
— Это жилец из квартиры 38. Ушли милиционеры, или кто они там тебе.
Мужской голос внизу и вправду не был похож на предыдущий, уговаривавший его спуститься. Но Кауров все равно не поверил. Ведь за ним гнались несколько человек.
— Докажите, что вы не один из них.
— Стану я тебе еще что-то доказывать. Ну и сиди там, ори, как дурак.
Кауров понял, что стал заложником собственного страха. Даже если преследователи, действительно, исчезли, он все равно не найдет теперь в себе силы спуститься. Так и будет стоять, никому не веря, обнимая балку, боясь открыть дверь. Это может длиться очень долго.
— Тут не милицию, тут скорую надо вызывать — психушку, — раздался опять голос снизу. Но теперь это был женский голос! Боже, какое счастье! Значит и вправду, там, на лестничной площадке, собрались жильцы. Кауров открыл чердачную дверь. Снизу на него удивленно и настороженно смотрели женщина пенсионного возраста и небритый мужик в трениках и растянутой майке. Геннадий спускался по лестнице со словами:
— Милые вы мои, родные. Спасители. Подождите, не уходите. Разрешите мне от вас позвонить.
Пенсионерка отказалась предоставить ему такую услугу. А мужик не сробел и проводил незнакомца к себе в квартиру. Там, в прихожей, трясущимися пальцами Кауров только с третьего раза смог набрать «02».
— Милиция слушает.
— На меня совершено нападение. Я боюсь выйти из подъезда. Пожалуйста, приезжайте и заберите меня.
Последовала пауза. Потом женский голос на том конце провода переспросил.
— Что случилось? Расскажите подробнее.
— Меня преследуют неизвестные люди.
— Где они?
— Убежали.
— Что они вам сделали?
— Ничего.
— Тогда зачем вы вызываете милицию?
Кауров растерялся. Он не знал, что ответить на этот простой вопрос. И честно признался:
— Мне страшно. Мне кажется, они караулят меня.
— Молодой человек, когда кажется, креститься надо, а не милицию вызывать. Вам сейчас угрожает опасность?
— Н-н-не знаю.
Получив этот ответ, оператор положила трубку. Кауров с растерянным видом сделал то же самое. Небритый мужик смотрел на него с сочувствием. И в то же время с опаской.
— Ну, позвонил?
Геннадий обреченно кивнул. Потом вскинулся на мужика взглядом, полным слез и надежды:
— Вы не могли бы меня проводить вниз, на улицу, до машины?
— Вот еще! — с лица мужчины сочувствие будто ветром сдуло.
— Ну хотя бы посидите в подъезде на подоконнике, вниз посмотрите и милицию вызовите, если со мной вдруг чего… — Кауров не договорил, его голос предательски дрогнул. Он совсем раскис, слезы наконец прорвались наружу. Геннадий, уже не стесняясь, размазывал их по щекам кулаком.
Это проявление слабости подействовало на мужика.
— Ладно, посижу, посмотрю, — сказал он. — Только есть вариант и получше.
— Какой?
— С нашей крыши можно перейти на крышу соседнего дома. А в нем подъезды выходят на соседний Свечной переулок.
— А вы со мной на крышу не подниметесь, дорогу не покажете?
— Да не боись ты! На чердак вылезешь и налево до упора, там и выбирайся наверх. Наша крыша с соседней — стык в стык. Свалиться надо умудриться. Я летом загораю там.
— Ну вы хоть фамилию свою скажите.
— Это еще зачем?
— На всякий случай, если понадобится вас свидетелем вызвать.
— Ты, парень, не путай меня в свои дела, ладно?! А то много тут бегает вас от закона.
— Я не преступник, честное слово.
— Ладно, иди…
И Кауров пошел. Он опять влез на чердак. Там под воркование голубей побрел «до упора». На крышу вела деревянная дверца, которая хлопала на ветру. Геннадий толкнул ее от себя и выполз наружу.
Жестяная кровля еще хранила тепло уходящего дня. Прямо перед Кауровым торчала верхушка Владимирского собора. А еще дальше — верхушка Казанского. Кауров почувствовал себя ничтожным насекомым, вскарабкавшимся на спину доисторического ящера в панцире. Этот панцирь состоял из наползавших друг на друга пластин — крыш домов. Бронтозавр Петербург, изогнувшись, разлегся на берегу, уронив морду — Васильевский остров с окровавленными клыками Ростральных колонн — в воды Невы. От этого зрелища у Каурова даже страх пропал. Но через несколько секунд он снова вернулся. И Геннадий, не мешкая, пополз на соседнюю крышу, нырнул в чердачное отверстие и вскоре, опасливо озираясь, уже брел по Свечному переулку.
Первый же встречный прохожий указал ему дорогу к ближайшему 28 отделу милиции. Только там к Каурову вернулось присутствие духа.
Из-за стеклянной перегородки дежурной части на него строго уставился сержант кавказской наружности.
