Геннадий узнал много нового: Южная Осетия, пятнадцатикилометровая зона покрытия, которой хватит для связи с неведомым батей, и, наконец, неясность даже для этих людей его, Геннадия, дальнейшей судьбы. Они не знают, сколько его придется держать в плену. Но от чего зависит этот срок? От суммы выкупа, от чьего-то приказа, или от того, как он себя будет вести? Быть может, этим людям требуется его согласие на участие в каком-нибудь преступлении? Геннадий терялся в догадках, но главное, что он для себя с радостью понял: его могут и не убить.
Дверь в комнату напротив распахнулась.
— Готово! — сообщил из темноты голос щербатого.
После этого известия Геннадия сзади кто-то схватил за шкирку. А луч фонаря уперся в пол — в дверцу погреба. На ней красовался новенький, еще в масле, засов. Его только что привинтили. Рядом на полу валялась отвертка.
«Так вот где теперь придется находиться — в погребе, — догадался Геннадий. — На смену пытке жаждой придет пытка холодом».
Мускулистая рука щербатого подвигала засов. Потом распахнула дверь погреба.
— На колени, — услышал Геннадий команду над своим ухом. И тут же получил тычок кулаком в поясницу. Он проворно присел, не давая повода бить себя дважды. Из погреба дыхнуло холодом. Тут же в его черное чрево устремился луч фонаря. Он выхватил из темноты несколько предметов.
— Вон тулуп, в него можешь кутаться, в канистре — вода, в мешке — сухари, ведро — вместо параши, — объяснил голос над ухом. — Все, экскурсия окончена. Полезай!
Пока Геннадий спускался по деревянной лестнице, она скрипела, трещала, стонала под его тяжестью, как какой-нибудь расстроенный народный музыкальный инструмент.
Дверь погреба громко захлопнулась, едва не ударив Геннадия по голове. Вокруг сгустились холод и тьма. Но в груди у него по-прежнему было тепло.
Овчинный тулуп оказался короток. Но Геннадий нашел выход. Помимо мешка с сухарями, в погребе обнаружились еще мешки с какой-то сухой травой. В один из них Геннадий засунул ноги — они быстро согрелись. Другой мешок положил под голову.
Все сухари были из черного хлеба — большие, некоторые размером с полбуханки. Совсем не те соленые ровные тоненькие сухарики, которые делала в духовке его мать, и не те пропитанные маслом жареные гренки, которые подают в питерских пивбарах. Эти сухари были из другой, суровой жизни — кислые, с привкусом плесени. И еще твердые, как камень — их нельзя было грызть, а только разбивать, крошить о ведро и потом размачивать во рту. Эта сушеная кислятина стала вкусом его заточения. А запахом заточения стал аромат неизвестной сушеной травы из мешков, которым был пропитан весь погреб. Он перешибал вонь мочи из ведра, он стоял в носу и, казалось, проникал в мозг и в кровь, явно оказывая на ослабленный организм Геннадия тонизирующее воздействие.
В погребе на него сошла блаженная тупость. Притупилась боль. Притупился страх. Ощущение паники, неотступно преследовавшее на протяжении последних дней, исчезло. Градус эмоций понизился. Даже мысли изменились. Дурман-трава ли была причиной тому, но мозг теперь ставил блоки опасным переживаниям — тем, что забирают последние силы. Геннадий заметил, что почти не может думать о Полине и Васе. Мысли о них всякий раз обрывались. На них не получалось сосредоточиться. Как не получалось толком додумать до конца ни одну мысль о возможной смерти. Наверное, это была неизвестная ему защитная функция организма.
Сделал Геннадий и еще кое-что. Ему вспомнились слова деда Тарасова о лечебных свойствах застывшей молнии — камушка, который он таскал все это время в кармане джинсов. Геннадий утопил его в канистре с водой, потом промыл этой водой свои раны и ссадины, прополоскал ею рот. К его удивлению, боли уменьшились…
Геннадий пытался не потерять ориентацию во времени суток. У него над головой имелся источник света — щель в потолке: дверь погреба одной стороной не плотно прилегала к полу, образуя узкий зазор. Сквозь него и проникал слабый свет. Блеклая световая линия разрывалась посередине — в этом месте ее пересекал засов. Свет менялся от бледно-серого утром и днем до дрожащего мутно-желтого вечером — наверное, когда за окном темнело, в комнате зажигали керосиновую лампу или свечу. Потом гасла и она, световые отрезки исчезали — наступала ночь. Иногда в подтверждение этого раздавался храп.
Как понял Геннадий, наверху находился один человек — разговоров не было слышно. Раздавались лишь редкие одинокие шаги. А еще иногда играла музыка — человек наверху включал магнитофон. Первой песней была «Ксюша, Ксюша, Ксюша — юбочка из плюша…» и дальше полилось все в том же духе, — Геннадия сторожил поклонник отечественной попсы.
Иногда в погреб сверху просачивался запах жареной картошки с чесноком и тушенкой. На воле Геннадий не жаловал подобную грубую пищу. Но сейчас, обгладывая очередной сухарь, отдал бы многое за то, чтобы ее вкусить.
Люди наверху как минимум один раз поменялись. Во время этой смены караула Геннадий услышал очередной загадочный диалог.
— Как там, в городе? — спросил один голос.
— Вроде тихо, — ответил другой. — Только на автоответчике появилось много странных звонков — то майор из военкомата меня разыскивал, то участковый, то из ЖЭКа какая-то тетка насчет замены в подъезде стояков.
— Хреново.
— Вот и я так подумал. Правда, стояки, действительно, поменяли. А меня и вправду искали — только я один со всего подъезда денег на эту замену и не сдал.
— Ложная тревога.
— Дай Бог. А вообще, было бы странно, если бы нас после той мокрухи не вычислили…
На этой фразе разговор для Геннадия оборвался. Те, наверху, вышли из комнаты. Геннадий не сомневался, что попал в руки опасных людей, но после реплики о «той мокрухе» получил лишнее тому подтверждение. А еще он понял, что эти люди кого-то опасаются. Интересно, их опасения как-то связаны с его похищением? Может, думают, что он свидетель «той мокрухи»? Но свидетелей обычно не похищают, а убивают?.. Стоп! Геннадию вдруг припомнились разные фильмы, где жертва убийц успевает в последний момент перед гибелью передать случайному человеку важную информацию или улику. А может и он, Геннадий, сам того не ведая, имел разговор с таким вот без пяти минут трупом. И преступники теперь думают, что тот перед смертью успел выдать ему какой-то секрет! Геннадий начал перебирать в уме потенциальных кандидатов в такие покойники. Их было много. Слишком уж часто ему приходилось вести деловые переговоры. Может, кого-то из его собеседников потом убили? Может, это был кто-то из волгоградских бизнесменов, с которыми он общался зимой? Но почему же преступники не задали ему своих важных вопросов раньше, еще в доме покойного деда?
Геннадий долго ломал голову над этой новой шарадой, но ему так ничего и не открылось. Света в конце тоннеля видно не было. Весь свет для него по-прежнему ограничивался лишь тусклой полоской над головой. Геннадий не мог оторвать от нее глаз. Вот бы из темноты погреба просочиться в эту узкую световую щель!.. А что если?.. Сердце затрепетало предчувствием. Рука сама потянулась в задний карман джинсов. Он достал консервную крышку. Задумчиво погладил указательным пальцем ее зазубренный край. Кажется, пришло время действовать.
