— А ну как он в петлю не полезет, смалодушничает? — продолжил Серега вдаваться в детали.
— Тогда придется ему малость помочь.
Но Серега не успокаивался.
— Куда тело денем?
— Закопаем. В Игрищах.
— Почему там? — удивился Серега.
— Там наши, островские, собак хоронят теперь, — подсказал Александр.
— А, понятно, — врубился Серега, — рядом с собаками, значит, будет лежать.
— Точно, — улыбнулся собственной затее отец. — Самое место ему.
Геннадий проснулся от своего храпа и все не мог понять, где находится. Так и не получив знака от Лазаря Черного, он отключился. Сон стал продолжением кошмарной яви. Ему привиделось, что он лежит в погребе, накрывшись тулупом, и разговаривает сам с собой, убеждает себя что-нибудь предпринять: рыть подкоп, попытаться отпереть засов консервной крышкой, невзирая на время суток, или умолять этих людей о прощении, предлагать им деньги, свою питерскую квартиру… Одна половина Геннадия взывала к действию, но не могла докричаться до другой. Вторая половина упрямо молчала. Это молчание и было нарушено храпом. Геннадий им почти подавился. Он открыл глаза, но тьма не рассеялась. Граница между явью и сном оставалась размытой. И даже храп никуда не делся. Геннадий медленно возвращался к реальности. Он не сразу сообразил, что храп доносится сверху. Это охранник, тот самый храпун, опять заступил! Такой шанс было нельзя упускать!
В этот раз вторая молчаливая половина Геннадия не заставила себя долго ждать. Он ринулся к лестнице. Световая полоска отсутствовала. Но щель легко отыскалась на ощупь. Геннадий осторожно утопил в ней крышку. И как только она уперлась в засов, надавив посильнее, постарался сдвинуть его на ничтожные миллиметры. Он снова и снова повторял это движение, зачем-то считая попытки. Металл тихо скреб о металл. Храп в комнате не смолкал. Но этот аккомпанемент только придавал Геннадию уверенности. Неожиданно, уже на одиннадцатой попытке, консервная крышка провалилась в пустоту. Засова на ее пути больше не было.
Геннадий колебался. Отпереть дверь оказалось проще, чем ее распахнуть. Время шло, а он все стоял на лестнице. Здесь, в погребе, было так привычно, знакомо, а наверху, за его пределами, ждала неизвестность. «Свобода или смерть» — почему-то всплыл в памяти лозунг кубинской или какой-то другой революции. Геннадию всегда нравилась эта обреченная романтика дальних краев…
Внезапно храп смолк. Внутри Геннадия все оборвалось. Опоздал! Вместо того, чтобы уже сейчас дышать вольным воздухом, тупо в нерешительности простоял тут на лестнице — перед открытой дверью, за которой была свобода. Что теперь делать?! А может, все-таки рвануть наверх? Свобода или смерть! Но Геннадий тут же себя остудил. Решил: «Если не храпит, значит, не спит. У него наверняка есть оружие, а у меня только консервная крышка». Нет, никакая сила не могла заставить его покинуть погреб.
Время уходило, приближалось утро, а он все не мог решиться. Всего то и нужно — вытянуть вверх руки, толкнуть уже открытую дверь. Но Геннадия будто сковал паралич. Он стоял на затекших ногах, мерз, проклинал себя, но ничего не предпринимал. Он и сам не понимал, чего ждет…
Храп возобновился так же внезапно, как смолк. Этот звук подарил избавление. Руки сами устремились вверх. Дверь на свободу распахнулась легко и бесшумно. Геннадий окунулся в теплый воздух комнаты.
Сначала высунул в нее голову. Храп раздавался слева, в полутора метрах. Лунный свет, проникавший сквозь маленькое оконце, позволял различить контуры большого, лежащего низко, едва ли не на полу, человека. Геннадий вылез из погреба. Дверь в соседнюю комнату встретила его предательским скрипом несмазанных петель. Тут же под ногами затрещала половица… Таиться дальше было бессмысленно. Геннадий решительно устремился к входной двери. Толкнул ее от себя — бесполезно. Пошарил по ней ладонью, нашел ручку, потянул — тоже безрезультатно. Заперта. Пронеслась мысль: если это обычный внутридверный замок, а ключ — у охранника, то — конец. Но пальцы тут же нащупали корпус накладного замка с круглой ручкой. Крутанул ее влево-вправо. Замок проворачивался, но дверь не открывалась. Геннадий ничего не понимал. Он был близок к панике.
Храп за спиной угрожающе смолк. Неудивительно, ведь он наделал уже столько шума. Вдруг некстати вспомнилась типичная сценка из голливудских боевиков — герой пытается сбежать от злодеев, а у него не заводится машина.
За спиной раздалось шевеление. «Ну давай, заводись!» — мысленно уговаривал Геннадий входную дверь, лихорадочно ее обшаривая. Наконец, рука наткнулась еще на одну небольшую задвижку. Вот она, разгадка!
Было слышно, как человек в соседней комнате поднимается с лежанки.
— Погоди, щас открою, — подал он голос, видно, решив спросонья, что кто-то снаружи ломится в дом. Геннадий дернул задвижку — дверь, наконец, распахнулась, и он чуть не вывалился с крыльца…
Звездная ночь дыхнула ему в лицо одуряющей свежестью, оглушила стрекотом насекомых, сумасшедшим пением жаб. Справа над лесом, освещая полнеба, полыхал, плевался искрами красный пожар. В его отблесках у подножья холма, на котором себя обнаружил выбежавший из дома Геннадий, змеей изогнулась река. Ее блестящая кожа была охвачена дрожью…
Любоваться этой дьявольской красотой не было времени. Геннадий рванул прочь от пожара, к противоположной, не освещенной заревом стороне холма — ему хотелось как можно быстрее раствориться в ночи. Но уже через несколько шагов его настиг луч фонаря и окрик: «Стой, стрелять буду!» Эта кондовая фраза не остановила Геннадия, а только придавила к земле. Он пригнулся на бегу и инстинктивно начал делать зигзаги, уворачиваясь от обещанной пули. Луч бросился за ним в погоню, возникал то слева, то справа. Геннадий то и дело попадал в какие-то рытвины, рискуя упасть. Впереди чернели пятна кустарника. Они на глазах разрастались. Геннадий сначала обегал их, потом устремился сквозь них. Тонкие ветки теперь били его по лицу, цеплялись колючками за руки и ноги. Геннадий спотыкался, терял равновесие, снова вставал. От проклятого луча фонаря никак не удавалось оторваться. Преследователь не отставал. Но и не стрелял. Гнался молча, упрямо. Геннадий стал задыхаться. Вдруг земля вырвалась у него из-под ног…
…Он падал в пустоту, в темноту, выставив перед собой руки. Несколько секунд жуткого свободного падения. Потом — удар о землю. Запястья пронзила резкая боль, и Геннадий закувыркался вниз по склону. Остановил эти кувырки новый удар — теперь он хрястнулся спиной то ли о дерево, то ли о камень. Геннадий лежал на левом боку и тяжело дышал. Над ним распростерлось звездное небо. На него сочувственно смотрел желтый глаз луны.
Внезапно на краю небосклона появился новый источник света — зловещий луч фонаря. Он принялся шарить вокруг по кустам. Захотелось от него спрятаться, заползти куда-нибудь, но фонарь будто прочитал эти мысли. Луч света уперся прямо в Геннадия. Оставалось только одно — снова спасаться бегством. Превозмогая боль в спине, Геннадий поднялся. Но каждый шаг под гору теперь давался с трудом. Он мог надеяться только на чудо. Но чуда не произошло. За спиной раздался приближающийся тяжелый топот. Геннадий достал из заднего кармана консервную крышку. Крепко сжал ее. И в ту секунду, когда его схватила сзади за шею большая потная пятерня, резанул по ней крышкой, при этом обоюдоострая кромка вонзилась и ему в ладонь.
