«А если никакого клада нет и никогда не было? — пришла вдруг в голову дикая мысль. — Или был, но его давно выкопали? Что тогда? А тогда беда: нельзя будет передать своему сыну или внуку эту семейную легенду, укрепляющую на протяжении веков весь их род. Цепь оборвется, между прошлым и будущим нарушится связь!..».
Только он так подумал, сверкнула очередная молния, и острие лопаты ударилось обо что-то твердое.
— Посвети-ка, — обратился Серега к брату. Опустился на четвереньки, стал расчищать землю ладонями. Луч фонаря выхватил что-то темно-зеленое.
— Ящик деревянный, — определил Серега. И стал окапывать ящик по периметру. Тот оказался широким и плоским, с изъеденными ржавчиной металлическими ручками по бокам. Серега схватился за них и вытащил ящик из земли. Крышка поддалась без труда. Внутри ящика было пусто! На дне они увидели лишь два крошечных желтоватых комочка. Александр хотел поднять их, но комочки рассыпались у него в руках. На пальцах осталась черная пыль. Брат, понюхав ее, сообщил:
— Табак.
— Окурок от самокрутки, — догадался Серега. — Посвети-ка теперь сюда.
Он ткнул пальцем в прямоугольное пятно на боковой стенке ящика.
— Похоже на маркировку.
Силился разобрать буквы и цифры на штампе.
— Склад №124 РККА. IV.1929 г. Отв. приемка… Какой-то Шальнев или Шальнов. РККА — это Рабоче-крестьянская красная армия. IV.1929 г. — апрель двадцать девятого года. Не такой уж старый ящичек, от снарядов, наверное. Значит, в 1929 году или после него кто-то порылся здесь. Он и выкопал клад. Все. Дальше нет смысла копать.
Пошел дождь. Но Александр не обращал на долгожданные ручьи с неба никакого внимания.
— Думаешь, кто это был? — спросил он.
— Может, дед или брат его Николай, — неуверенно предположил Серега.
— Вряд ли, — не согласился с ним брат. — Их убили в двадцать девятом. Всего через несколько месяцев после того, как этот Шальнов на ящике расписался. Здесь в округе после Великой Отечественной разных таких ящиков много было раскидано. Я думаю, он случайно здесь. Слишком неглубоко зарыт. Надо дальше копать.
— Я не буду, — заявил Серега.
— Как не будешь? Надо же удостовериться.
— Не хочу удостоверяться.
— Не понимаю тебя. Грех не закончить работу, раз уж начали. Что ж теперь? Предлагаешь жить дальше, думая, что наш клад кем-то выкопан?
— Предлагаю жить и считать, что он все еще там.
— Ну и не копай. Я один управлюсь, — брат решительно поднял мокрую лопату с земли.
Дождь превращался в ливень. Серега спрятался под сосну. Он мог, конечно, уйти в машину, но по отношению к брату это было бы некрасиво. Александр продолжал отчаянно вгрызаться в землю.
Сверкали молнии, сотрясал небо гром. Внезапно до ушей долетел еще один звук. Серега узнал его. Это был треск автоматных очередей. Он раздавался с той стороны, где была охотничья сторожка!
— Сань, там стреляют, — крикнул он брату. — Михалыч в беде!
Александр перестал махать лопатой. Прислушался.
— Быстро к машине! — скомандовал Серега.
…Насквозь промокшие, они гнали по ночной степи. Машину то и дело подбрасывало. Пару раз занесло так, что Сереге с трудом удалось справиться с управлением.
— Потише, не гони так, — заклинал Александр. Но Серега не слушал. Его беспокоило другое.
— У меня только один ствол, мне нечего дать тебе, — сокрушался он.
— Гаси скорость! Туши фары! — продолжал настаивать Александр. — Они издалека нас увидят и встретят.
Брат был прав. Серега надавил на тормоз и выключил свет. Теперь дорога была едва различима.
— Там есть тропка одна, нам на нее надо выйти, чтобы с другой стороны кустами к домику скрытно подобраться, — сказал Александр.
Они ехали теперь медленно. Брат по памяти говорил Сереге, куда рулить. Дорогу едва подсвечивало лишь зарево лесного пожара, возникшее на горизонте. Дождь зарядами бил по лобовому стеклу. В какой-то момент он почти прекратился, и Рогачевы ясно увидели впереди помимо большего огненного пятна еще одно, совсем крошечное. Старший брат первым определил его природу:
— Это дом наш горит.
— …Не стреляйте. Я убил его. Я свободен, — прокричал Геннадий людям снаружи.
В ответ оглушительно застрочил автомат. Пули летели через окно, колотились о стену. Боль обожгла правую руку пониже локтя. Геннадий присел на корточки.
— Ага, — крикнули снаружи. — Так мы тебе и поверили. Знаю, Рогатый, твои штучки. Что, припекает? Дышать нечем стало? Скоро сам выползешь из своей норы. Это я, Архип! Узнал? Сейчас мы с тобой за Жору Ереванского посчитаемся.
Геннадий решил, что Рогатый — это кто-то из Рогачевых, скорее всего, бритый главарь. Остальные имена ни о чем не говорили. Он ничего не понимал. Но комната и вправду быстро наполнялась дымом. У него уже щипало глаза.
Он посветил себе на рану: в руке всего лишь засела щепка, — наверное, пуля выбила ее из стены. Геннадий без труда выдернул эту занозу. Потом луч фонаря сам собой уперся в какую-то кастрюлю, на дне которой лежали три гранаты. Геннадий не удержался и взял одну.
Пополз на четвереньках в соседнюю комнату. Принялся обшаривать труп Щербатого. То, что ему было нужно, отыскалось в кармане джинсов. У верзилы был дорогой понтовый мобильник — «Моторолла» — всего сантиметров десять в длину, с непривычно маленькими клавишами. У Геннадия не сразу получалось попадать по ним дрожащими пальцами. Да еще гудок в трубке то и дело пропадал — вызов срывался. Только с шестой или седьмой попытки он смог набрать код Петербурга и номер своего домашнего телефона. Раздались гудки, но трубку никто не снимал. Потом гудки кончились — связь снова пропала.
Дым уже застил глаза. Стрельба стихла. Видать, неизвестный Архип понял, что развязка и так близка — решил просто чуть-чуть подождать. А Геннадий все жал на кнопки мобильника, то и дело прикладывая его к уху, проверяя сигнал.
Возбуждение нарастало. Он понимал, что находиться в сгущающемся дыму становится уже смертельно опасно. Но ничего не мог с собой поделать. Ну еще один набор номера! Может, тогда, в первый дозвон, Полина не успела взять трубку, потому что спала? А теперь проснулась и сидит ждет у телефона? Может, она почувствовала, что это он? Поняла, что это экстраординарный звонок? Да и кто может звонить в такое время — на рассвете…
Геннадий от дыма закашлялся. Глаза уже беспрерывно слезились. Внезапно снаружи возобновилась стрельба. Автоматные очереди перемежались с одиночными выстрелами. Раздавались нечленораздельные крики.
