«Мы без казаков — ноль без палочки», — говорит в «Тихом Доне» один из офицеров.
Но казаки оказались на стороне белых не по идейным соображениям, а для того, чтобы отстоять свои земли и создать собственное государство. Это был для них вынужденный союз. Во время гражданской войны Деникину стоило огромных трудов заставить Донскую армию совершать маневры за пределами Области Войска Донского — освободив свои земли от большевиков, казаки не хотели идти дальше на Москву и вмешиваться в дела России.
«Выбьем из донской земли краснюков — и решка! Дальше границы не пойдем. Нехай Россия — сама по себе, мы сами — по себе. Нам у них свои порядки не устанавливать» — так рассуждают казаки в «Тихом доне»
Люди Деникина даже казнили нескольких лидеров Кубанского казачества, выступавших за отделение от России, а в 1920 году Врангель все за тот же сепаратизм разжаловал и отдал под суд командующего Донской армией Сидорина и начальника штаба этой армии Кельчевского.
Шолохов в «Тихом Доне» рисует казаков жестокими людьми, в которых периодически проявляется заложенная в них предками разбойничья натура. Казак Чубатый, обучивший Мелехова страшному сабельному удару рассуждает так: «В бою убить врага святое дело. За каждого убитого скашивает тебе бог один грех». Ему нравится убивать врагов — потехи ради он зарубил авcтрийца в лесу. Да и сам Мелехов сделан из того же теста. Любовь к войне вытеснила в нем мысли о ее несправедливости, которые внушали революционные агитаторы. «Крепко берег Григорий казачью честь, ловил случай выказать беззаветную храбрость, рисковал, сумасбродничал, ходил переодетым в тыл к австрийцам, снимал без крови заставы, джигитовал казак и чувствовал, что ушла безвозвратно та боль по человеку, которая давила его в первые дни войны».
В нем в минуты опасности просыпалась «какая-то радостная решимость». Как, например, в бою, когда он спасал своего врага Степана Астахова, или во время пьянки на хуторе Татарском, когда его хотели схватить красноармейцы.
Видимо, не один Григорий, а подавляющее большинство казаков отличались такой природной жестокостью. Неслучайно один из пленных красноармейцев в романе говорит: «Я от вас добра не жду. На то вы и казаки». В годы гражданской войны казаки относились к красноармейцам и вообще к русским не как к соплеменникам, а как к представителям другой враждебной нации. Григорий Мелехов испытывал чувство любопытства к ним, как когда-то испытывал любопытство к австро-венгерцам. «Ему приходилось иметь дело с русским солдатами, с какими-то иными людьми, с теми, какие всей громадой подпирали советскую власть и стремились, как думал он, к захвату казачьих земель и угодий».
Возможно еще и поэтому казаки не жалели красных, что не чувствовали в них соотечественников. «Меньше стали брать в плен. Участились случаи расправ над пленными, широкой волной разлились по фронту грабежи»
Грабеж наряду с жестокостью и любовью к войне — еще одна историческая черта поведения казаков, сидящая у них в генах. «Грабеж на войне всегда был для казаков важнейшей движущей силой. Григорий знал это и по рассказам стариков и по собственному опыту.» А когда Мелехов попытался ограничивать грабежи в своем отряде, то один из начальников сделал ему выговор: «Ты что мне, хорунжий, сотню испортишь?». «Знаменательно, что в самом начале противобольшевистской борьбы представители юго-восточного союза казачьих войск в числе условий помощи, предложенной временному правительству, включили и оставление за казаками всей „военной добычи“ (!), которая будет взята в предстоящей междуусобной войне», — писал Деникин в «Очерках русской смуты».
Но главные «идейные» ориентиры для казаков во время гражданской войны были, конечно, другие — это любовь к родной земле и к устоявшемуся за столетия казачьему укладу жизни. Казаки поначалу попали под обаяние большевистских лозунгов. Они не хотел воевать против «трудового народа». Но быстро выяснилось, что лозунги эти — пустые слова и на деле за ними стоят жестокости — притеснения и расстрелы казаков, бесчинства на казачьей земле. Так исполнялся кинутый Троцким и Свердловым призыв к расказачиванию.
Казачество, быстро отрезвилось от коммунистического угара. Не случайно у Шолохова в «Тихом Доне» казаки даже отказываются делить имущество тех, кто ушел с белыми, как это предлагали им сделать большевики. Но и «белое дело» было для казаков чужим.
Верхнедонское восстание, когда казаки попытались на деле воплотить свой лозунг «Ни с белыми и не с красными!» — один из самых сильных эпизодов «Тихого Дона». Сколько таких казачьих восстаний вспыхивало в тылу у красных. С отчаянием обреченных, понимая, что вряд ли кто-нибудь придет к ним на помощь, люди все равно восставали и демонстрировали чудеса героизма. Атаман Краснов вспоминал, что примерно у трети казаков не было сапог, и большинство из них сражалось босиком. Офицеры относились к обычным казакам, как к братьям. Жили в одной хате и ели из одного котла. Так было потому, что в полку у офицера-сына зачастую служил отец или дядя. Казачьи офицеры всегда шли впереди в цепях, а не отсиживались в тылу, потому, что так требовали казаки. Поэтому в составе казачьей армии были большие потери среди командного состава. Например, генерал Мамонтов, прославившийся знаменитым конным рейдом по красным тылам, был три раза ранен и все в цепях.
Примерно так же, как белый атаман Краснов с огромной симпатией описывает восстание казаков и Михаил Шолохов: «Казаки задыхались от нехватки боевого снаряжения. Вначале не было достаточного числа винтовок, кончались патроны. Их надо было добывать ценой крови, отбивать атакой или ночным набегом. И отбивали…
В начале восстания в Вешенской на складе осталось пять миллионов холостых патронов. Окружной совет мобилизовал лучших кузнецов, слесарей, ружейников. В Вешенской организовалась мастерская по отливке пуль, но не было свинца. Тогда по призыву окружного совета на всех хуторах стали собирать свинец и медь. С паровых мельниц были взяты все запасы свинца и баббита. Кинули по хуторам с верховыми гонцами короткое воззвание: «Вашим мужьям, сыновьям и братьям нечем стрелять. Они стреляют только тем, что отобьют у проклятого врага. Сдайте все, что есть в ваших хозяйствах годного на литье пуль! Снимите с веялок свинцовые решета».
Чрез неделю по всему округу ни на одной веялке не осталось решет.
«Вашим мужьям, сыновьям, братьям нечем стрелять…» И бабы несли в хуторские советы все годное и негодное, ребятишки хуторов, где шли бои, выковыривали из стен картечь, рылись в земле в поисках осколков».
Вот такая была «контрреволюция» на Дону! Сопротивление казаков — это настоящий народный подвиг. И даже ненависть к врагу носит у них всенародный характер. Чего стоят сцены, когда отряд пленных коммунистов ведут через казачьи хутора, а старики, женщины, подростки встречая, бьют их, плюют им в лица, бросают в них камнями, землей и золой…
На протяжении всей гражданской войны красных было намного больше чем казаков. Оно и не удивительно. Ведь казачье население всех казачьих областей составляло в ту пору лишь 5 миллионов человек, в то время как население всей России превышало 130 миллионов человек. Для того, чтобы отстоять свою землю казачество поднялось поголовно — на коня сели все, кто мог держаться в седле — от 16-летних подростков до 60 летних стариков! Жены, матери и дети бойцов приезжали на позиции на телегах или приходили пешком — приносили хлеб, молоко, мясо… Легкораненые казаки не покидали поле боя. По воспоминаниям Краснова, некоторые из них имели по пять-шесть ранений и все равно оставались в строю. Вели войну старым казачьим способом. Атаковали обычно на рассвете. Вперед в лобовую атаку на красных шла жидкая цепь, а основная сила — конница в это время окольными путями заходила с фланга или в тыл. Иногда казаки начинали бой с притворного отступления, красные следовали в погоню, а обходные отряды нападали на них с тыла. Благодаря такой тактике казачьи полки в 2—3 тысячи человек уничтожали и брали в плен целые дивизии красных по 10—15 тысяч. Да и вообще если противник считался в 10 раз сильнее казаков, то это было нормально для казачьего наступления.
