— Ева! Что, эскизиками балуешься?! Привет, дорогая!
Маринка свалилась как снег на голову. Она грохнула сумку на свободный стул, заключила Еву в объятия и с шумом расцеловала в обе щеки.
— Как же вовремя ты меня вытащила! Твой звонок — это само провидение. Так, что ты пьешь? Девушка! Можно мне то же самое! Это латте? Отлично!
Ева сама удивилась, как торопливо она захлопнула блокнот, с какой ревнивой поспешностью скрыла своего незнакомца.
— Марин, ты такая… такая…
В художке Маринка была немного полновата, такая сексуальная разбитная пышечка. Она много говорила, много хохотала, много и легко рисовала. В общем, ее было много во всех смыслах.
А сейчас перед Евой стояла половина Маринки по объему. Элегантная, худая и стильная дама. С укладкой! К самолету — и с укладкой! Это своего рода вызов. Ева посмотрела вниз и почти потеряла дар речи: туфли. На маленьком, но элегантном каблуке.
— Худая? — засмеялась Маринка. — Нервы. Жрать вообще не могу.
Ну ладно: сила воли, нервы, люди худеют — это не фантастика, но променять кеды на каблуки в сознательном возрасте — это действительно радикально.
Маринка устроилась напротив Евы, взяла из рук официантки чашку.
— Рисую и нервничаю. Нервничаю и рисую. Вот уже две выставки сделала. Весной в Нью-Йорк поеду. Все от нервов.
— Так это же хорошо, — сказала Ева, слегка удивившись. — В смысле — выставки.
— Ой, я тебя умоляю! — Маринка махнула рукой, звякнув тяжелыми браслетами на запястье. — Звучит круто. Нет, не спорю, это прикольно. Весело. Движуха. Ну, ты знаешь, я люблю. Тусовка, открытие с шампанским. А так… три картины за год продала. Правда, за нормальную цену. — Она пожала плечами. — Жить на это нельзя, конечно. Приходится крутиться. Но я вот… украшения делаю. Слушай, меня ювелирка увлекла. Серебро — удивительный материал. Ну и продается лучше, чем живопись. — Она произнесла слово «живопись» с ударением на вторую «и». — Ты мой инстаграм видела?
Когда Ева мотнула головой, Маринка извлекла визитку и едва уловимым, быстрым движением параллельно открыла приложение на смартфоне:
— На вот, полистай.
Ева уставилась на квадратные фото со всевозможными колечками, сережками, кулончиками. Сделано было талантливо. До вещиц хотелось дотронуться, подержать их, примерить.
— Красиво! — похвалила она.
— Тебе персональную скидку сделаю, если надумаешь заказать, — немедленно откликнулась Маринка. — Мне кажется, тебе вот эти сережки подойдут идеально. А еще я скульптурой занялась. Знаешь, весь стресс — туда-туда, в глину.
Маринка выхватила у Евы свой телефон и открыла на нем ленту фотографий.
— Да, действительно, м-м-м…
Скульптуры были странными. Головы женщин на длинных змеиных шеях. Безглазые одинаковые лица с чувственными губами… А вместо волос на головах «росли» пальцы. На некоторых пальцы складывались в дерзкий ирокез, иногда они представляли собой что-то вроде тюрбана.
— Глина — совершенно особенный материал. Совсем другие ощущения, когда ты мнешь массу…
У Евы по спине и по рукам пробежали мурашки.
— Мои девочки, — с гордостью сказала Маринка. — Как тебе?
«Ее девочки» больше напоминали собрание Медуз Горгон, готовых превратить зрителя в камень.
Ева осторожно подбирала слова, потому что жить с Маринкой предстояло пять дней в одном номере. И это очень большой миф, что художники любят, когда их работы критикуют.
— Эм-м-м… они такие… такие… выразительные!
«Отталкивающие», — хотелось сказать Еве. К счастью, ее ответ Маринку удовлетворил, и она спросила:
— А ты сама как? Много работы?
— Много. Первый отпуск за два года. Подумать страшно.
Маринка покачала головой и назидательно произнесла:
— Так нельзя. Труд из обезьяны сделал человека не для того, чтобы он превратился в лошадь.
Объявили посадку. Ева вскочила и засобиралась, но Маринка продолжала расслабленно сидеть.
— Ой, успеем, — сказала она. — Там даже не пускают наверняка, так, перестраховываются. Я еще не допила, давай уж спокойно посидим…
В самолет они влетели, как две взмыленные скаковые лошади.
Отдых начался!
* * *
Варфоломей проснулся от пристального взгляда. На собранном комоде, свесив волосатые ноги, сидели бесы. Радом пристроился Амадей. Троица молча смотрела на Варфоломея. Черт запустил в них подушкой и крепким словом.
— И тебе доброе утро! Как дела?
— До этого момента — неплохо…
Варфоломей поднялся и почесал мохнатую грудь.
Амадей хрюкнул, рыло его смешно дернулось:
— Как тебе новый мир?
Варфоломей был мрачен, как любой нормальный человек с утра. То есть зол, как черт.
— Нормально.
Амадей перешел сразу к делу:
— Ты ж еще работу не нашел?
— Нет.
— Ну и отлично! Я решил, что нельзя тебя так просто бросать, как котенка, поэтому собирай вещички. Прокатимся, музыку послушаем. Мой долг — заняться твоим образованием. А то, знаешь ли, душа за тебя болит.
Варфоломей криво улыбнулся:
— Ага, конечно… душа.
— Ну ладно, чтобы быть честными, оставим душу в покое. Меня немного тревожит факт, что в моей родной и любимой Москве появился дикий черт из Ада, который ничем не занят, а дни напролет просто шатается по городу. Да у меня мех на жопе взмок, когда я за тобой по «ИКЕА» таскался! А вчера в ресторанчике ты так на официанта посмотрел, что меня ужас разобрал… Но поздравляю, ты прошел первую проверку на выживаемость.
— Хм… отлично. Значит, цели нет, а проверки есть.
Варфоломей недоверчиво хмыкнул, чуть подумал и решил не обижаться на «дикого черта из Ада».
— Еще бы! Но сейчас проверка — это тьфу. Но нынче не то что давеча… Вот раньше — один неверный шаг, и на кол могли посадить. Или четвертовать… Тоже не айс. А сейчас… Ну в полицию заберут, ну в психушку… Хотя там такие очереди, что не всех берут еще! Но я в тебя верил!
Бесы спрыгнули с комода и забегали вокруг Варфоломея. Завертели хвостами, и он рассеянно почесал им лысые макушки.
— Верил он в меня, — проворчал черт.
Амадей продолжил:
— Да, между прочим. Я покой потерял. Сначала показалось хорошей идеей предоставить тебя самому себе. Так сказать, в омут с головой. Бросить в мир, чтобы ты тут сам варился. Устраивался. Но проклятая гиперответственность! Надо сказать, меня волнует, чем ты собираешься заниматься. А то знаешь: «Как дорожит своим деньком малюточка-пчела… бла-бла-бла… Всегда для праздных рук найдет занятье Сатана». Цитата неточная, но неважно. — Амадей был крайне взволнован. — Убивать тебя случайно не тянет? Нет? Ну… не знаю… Крови теплой выпить не хочется?
