Ева зарылась лицом в подушку. Тело сотрясал беззвучный смех.
— Нет. Я прочитаю. Не хочу оставаться с этим знанием в одиночестве! — Черт ненадолго замолчал, выбирая самый интересный момент, а потом с чувством процитировал: — «Он излился в нее кипучей пенной волной. Словно электрический разряд прошел по ее телу, отзываясь бурной дрожью».
Ева схватила подушку и напала без объявления войны. Краешек зацепился за острый чертов рог. Полетели перья и пух.
— Защищайся! — сказала она и схватила другую подушку.
Григорий вспрыгнул на кровать и приготовился принять деятельное участие во всеобщем веселье. Варфоломей тоже вооружился. Силы были не равны, поэтому Ева побеждала, умело пользуясь своей слабостью. Она издала победный клич, и вдруг все замерло. Перья зависли в воздухе. Григорий тоже замер в прыжке, только кончик хвоста покачивался из стороны в сторону.
Ева выронила подушку.
— Что это?
— Это ты, — сообщил Варфоломей и щелкнул одно перышко, которое качалось прямо перед его носом.
В этот момент Григорий дернулся и спрыгнул на пол. С укором посмотрев на Еву и черта, кот покинул комнату с видом оскорбленной невинности.
— И как быть с этими перьями? Вар-фо-ло-ме-е-ей, — протянула Ева.
Она подула на пушинку, и та начала плавно опускаться.
— Тебе надо себя контролировать, — сообщил черт.
— Отличное замечание! Как? Нужно выбрать время и начать учиться колдовать, а то это безобразие.
В этот самый момент раздался звонок домофона. Он прозвучал так резко, что Ева всплеснула руками и дернулась. Пух и перья поднялись вихрем и прилипли к потолку.
— Кто это может быть?
Ева стремительно прошла в коридор и сняла трубку, но не успела ничего сказать, как оттуда донесся пронзительно-знакомый голос:
— Евочка, это мама, я тут в Москве, решила заскочить. Как хорошо, что ты дома!
— Открываю, — тихо сказала Ева и заметалась, как курица с отрубленной головой. — Варфоломей, молю, надень штаны!
Ева схватила веник, залезла на кровать и попыталась подмести потолок, но перья и пух были как приклеенные.
— Так, что мы скажем маме про тебя?
— Я в принципе могу уйти, — предложил черт.
— Да. То есть нет. Эти перья… Варфоломейчик, футболку тоже, пожалуйста. И ты можешь сделать так, чтобы эти перья наконец отстали от потолка?!
Мужчинам лучше давать четкие инструкции и быть аккуратной в своих желаниях. Варфоломей поспешил выполнить просьбу, и перья и пух полетели вниз, прямо на Еву.
— Мои волосы!
Ева трясла головой, при этом пытаясь застелить постель, натянуть джинсы и застегнуть бюстгальтер.
Когда раздался звонок в дверь, все выглядело вполне прилично: кровать почти застелена, перья почти заметены под кровать, Варфоломей и Ева одеты и даже не сильно всклокочены.
— Евочка, — от материнского взора не скроется ни одна деталь, особенно высокий блондин в футболке швами наружу, — ты не одна?
— Мама, ты не позвонила. Мы тебя не ждали… сегодня.
— Ой, я наудачу. Думаю, дай зайду, вдруг ты дома? — При этом она с интересом изучала черта. — Здравствуйте, я Татьяна Никитична, мама Евы. А вы?..
Варфоломей открыл рот, чтобы представиться.
— Мама, это Варфоломей, мой друг.
«Друг»… Более дурацкое определение сложно и придумать. Черт — друг человека. Ева сама скривилась от сказанного. Она не особенно верила в дружбу между мужчиной и женщиной. А ее мама не верила совершенно.
— Ева, я буквально на секундочку. Только чаю выпью и побегу.
Мама прошла в ванную. Ева поставила чайник, а потом они с Варфоломеем уселись за стол. Ева попыталась избавиться от ощущения неловкости.
— Я привезла варенье! — крикнула мама.
Пришлось вставать и идти разбирать сумку.
— Варфоломей, какое интересное имя. Вы тоже художник?
— Нет, — ответил черт.
— Как хорошо. Знаете, очень ненадежная профессия. В наше-то время. А чем вы занимаетесь?
— Мама!
— Что, Ева? Я просто разговариваю с твоим другом, — голос Татьяны Никитичны звучал ну совершенно невинно.
— Я…
Ева снова не дала Варфоломею ответить.
— Он переводчик, — быстро сказала она. — Знает огромное количество языков.
— Не писатель? — деловито поинтересовалась Татьяна Никитична.
— Нет.
— Это очень хорошо, даже замечательно. Знаете, писатель — еще более неудачная профессия, чем художник, — кокетливо улыбнулась Татьяна Никитична. — Очень непрочная. И зависимость от настроения и музы… Это же безобразие! Я считаю, ненужная и непозволительная роскошь. Вот переводчик — совсем другое дело.
Ева покраснела.
— Мама!
— Что? Я тут недавно ремонтировала машину. Ну представьте себе, если бы механик сказал, что его муза сегодня улетела и он не сможет копаться в двигателе и во всех этих ужасных деталях? И давно вы двое живете вместе? — без перехода спросила мама.
В ее голосе появились интонации профессионального инквизитора, съевшего на допросах пуд соли и собаку заодно. Очень опытного инквизитора, который вытянет ответы на интересующие его вопросы при любом раскладе. И даже при сильном сопротивлении.
Пока Ева думала, что отпираться бессмысленно и сбить со следа маму не удастся, тем более что, побывав в ванной, та наверняка заметила щетки, пару полотенец и другие признаки совместного быта; пока она соображала, как лучше и дипломатичнее преподнести информацию, учитывая, что дальше обязательно последует вопрос: «А почему же ты нам ничего не сказала?», Варфоломей взял инициативу на себя.
— Да мы вообще только что познакомились, — сказал черт, для которого временные рамки носили совершенно другой характер.
Возникла неловкая пауза.
— Не только что, — сказала Ева, злясь, что краснеет под насмешливо-удивленным взглядом мамы, брошенным поверх чашки. — Мы познакомились в Венеции.
— Как романтично. Евочка, у тебя перья в волосах. Слева.
Пришел кот. Ему понадобилось срочно поиграть с хвостом Варфоломея. Он принялся бацать лапой, а черт с совершенно серьезным лицом дергал хвостом, дразня Григория.
— Котик как-то странно себя ведет, — не преминула заметить Татьяна Никитична.
Ева же отчетливо видела это безобразие и слегка толкнула Варфоломея ногой. В ответ он только улыбнулся и поднял хвост повыше: теперь коту пришлось за ним тянуться.
— Это у него бывает, — сказал черт, покачивая кисточкой.
— Нет, серьезно, странно, — Татьяна Никитична настаивала на своем. — Чертей, что ли, гоняет? — глубокомысленно заметила она.
