— Да? И что они там делают? Занимаются безумным многочасовым сексом, потом скандалят и хаотично сверлят стены?
— Нет, конечно, — сказал Варфоломей и даже фыркнул от такого абсурдного предположения.
— Э-эм… а слышалось именно так. А что же тогда?
Варфоломей покачал головой.
— Варфоломейчик! Ну скажи.
— Не могу.
— Пожалуйста!
— Нет, Ева, не проси.
— Да чем они там могут заниматься?! Что мне, из тебя клещами тянуть?
— Ева, не могу.
— Ты просто не знаешь! — не сдавалась Ева. — Они не пустили тебя в квартиру и просто обещали вести себя потише, потому что испугались?
— Нет, меня пригласили войти, — сказал Варфоломей.
— В…
Варфоломей покачал головой. Ева насупилась и сложила руки на груди.
— Некоторые тайны лучше не знать, — очень спокойно сказал черт, — потому что с этим знанием придется что-то делать.
Варфоломей проявлял прямо чертову стойкость.
Вопреки ожиданию чувство, что Ева забыла и не могла вспомнить нечто важное, не прошло, а только усилилось. Соседи — соседями, но было что-то еще… Вдруг Ева подскочила как ужаленная. Долго рылась в телефоне, а потом, не говоря ни слова, торопливо оделась и убежала.
Варфоломей ничего не понял.
Ева вернулась со скоростью молнии и заперлась в туалете. Там она провела порядочное количество времени. Потом дверь открылась. Глаза у Евы были огромные и удивленные.
— Ева, ты чего? — спросил черт. — И что это у тебя в руках?
— Варфоломей! — сказала Ева и замолчала.
— Что?
— Варфоломей!
— Да?
— ВАРФОЛОМЕЙ! Две полоски! Но так же не бывает! Этого не может быть!
— Какие полоски, Ева?
— Кажется, у нас будет чертенок! Но я не понимаю как?! Мы же всегда были аккуратны. Защита девяносто девять и девять десятых процента! Вообще такое может быть?
Когда доктор подтвердил Евино предположение, по этому почти философскому вопросу были призваны Амадей и Вера.
Амадей только пожал плечами и сообщил совершенно загадочную истину:
— Нет такого невероятного, чего не могло бы случиться!
Эпилог
Через тринадцать месяцев в московском род доме номер пять Ева родила чертенка. По спинке младенчика проходила полоска длинной черной шерстки, кожица была смуглая, словно он провел на пляже последние девять месяцев. Глазки янтарно-желтого цвета с любопытством смотрели на новый мир. Очень серьезно и осмысленно.
Акушерка повидала всяких младенцев, но такого видела впервые. На лбу мальчика было два твердых бугорка, словно на этом месте собирались вырасти рожки (а они и должны были, сын пошел весь в отца). Но самое главное — хвост. Хвост радостно вилял и изворачивался. Иногда скручивался в колечко. Доктор замер и уже прикидывал, кого позвать, чтобы быстро купировать это безобразие, но Ева не позволила.
И мать, и дитя чувствовали себя хорошо. Младенца, естественно, обследовали, но ничего сверхъестественного не обнаружили. А хвост — это все-таки не преступление. Тем более что ребенок был здоровым, бодрым и отличался отменным аппетитом.
На третий день пребывания в роддоме у мальчика прорезались пока еще мягкие рожки. Тут доктор понял, что пора выписывать. Нянечки, медсестры и врачи из других отделений устроили натуральное паломничество и даже делали ставки, кто же отец.
Когда Варфоломей зашел в отделение, доктор с грустью подумал, что надвигается скандал. Отец — блондин, а ребенок смуглый и порос черной шерстью. Явно начнутся неприятные вопросы. Но ко всеобщему удивлению (на предполагаемое шоу подтянулись все, кто был не сильно занят с пациентами) мужчина взял младенца на руки и сказал:
— Какой хороший. На деда своего похож!
Вместе с Варфоломеем приехали Амадей и Вера.
— Сразу видно, наш человек, — взглянув на ребенка, сказал Амадей. — Жаль, конечно, что рылом не вышел.
Вера пихнула его в бок.
— Очень хорошенький носик у ребенка, — сказала она. — И рожки вон намечаются.
Все немедленно спохватились. Амадей наложил заклятие невидимости на рога и хвостик и отправился, как он сказал, «проводить операцию» по коррекции памяти. Доктор и акушерка немного посопротивлялись, но потом послушно закивали. Черт остался доволен и щелкнул пальцами, закрепляя эффект.
Через полчаса доктор через раздвинутые жалюзи наблюдал, как Амадей идет к машине, после чего вся компания укатила.
— Уехали? — спросила акушерка.
— Ага.
— Сколько я этих чертовых детей перевидала, но мальчик интересный получился. Удивительно, что папашка белый, — сказала она, прихлебывая чай со свежим тортом. — И эти каждый раз что-то внушить пытаются. Мол, Марья Геннадьевна, вы своим глазам-то не верьте. А по мне — демоненок, чертенок… Лишь бы здоров был.
Доктор пожал плечами. Его потянуло на философский смысл:
— Да уж. Мне вот иногда интересно, кто из них вырастает.
Марья Геннадьевна тяжело поднялась со стула.
— Вырастет кто-нибудь. Ох… Нужно меньше сладкого есть, — сообщила она, похлопывая себя по животу, и вернулась к теме чертенка: — Шерсть детская со спины сойдет, рога ему уберут, станет на человека похож.
После эпилога
Дверной колокольчик приветливо звякнул. Вера Сергеевна вошла в маленький зоомагазин и кивнула продавщице.
— Снежана, посмотри, кого я тебе принесла, — заворковала ведьма и достала из сумки маленькую деревянную коробочку-переноску.
— Верочка, привет-привет! Давай посмотрим. А кто тут у нас?
Снежана чуть отодвинула крышку. В щель просунулся подвижный розовый нос.
— Запрещеночка.
— Есть немного, — радостно откликнулась Вера. — Вот, прошлась по следам магическим. Ликвидирую некоторые последствия. А то ведьма молодая, еще сама не разобралась, что к чему. Крысу зовут Арсений. У тебя оставлю?
— Ой, конечно. Я его устрою со всеми удобствами. Слушай, какой красивый!
— Угу.
Ведьмы радостно захихикали. Снежана осторожно, даже с какой-то нежностью переместила крысу в клеточку.
— Черненькая шубка, гладенький и пальчики розовенькие. Прелесть, прелесть, — приговаривала она. — Найдем мы тебе замечательную семью. Будешь любимчиком.
Арсений засуетился, забегал, зло сверкнул черными глазками-бусинками. Он схватился за прутья маленькими лапками и попробовал потрясти клетку, при этом уши у него ходили ходуном.
