– Ося, вернись! – сложив ладони рупором, громко говорила Тая. – Вернись, слышишь?!
Люди, проходя мимо, недоуменно смотрели, как беловолосая девушка кричит в толпу отчаянно и настойчиво.
– О-о-о-ся-я-я!
Все-таки как же дико это выглядит со стороны – звать неизвестно кого посреди Невского проспекта, привлекая к себе внимание прохожих. Дико купить четыре стаканчика мороженого и теперь держать их по два в каждой руке, с каждой минутой чувствуя, как мороженое тает под пальцами.
– Ося-я-я-я! Османтус! – Тая вдруг вспомнила про сакрал, которым призывают защитных демонов во время битвы. – Демон мой, пойдем со мной! Ты вперед, я за тобой!
Слова эти сработали, стоило повторить их три раза. И вот наконец из толпы выделились четверо: юнцы лет шестнадцати, в ярких татуировках, с дикими прическами на головах.
Медленно, не спуская хмурого взгляда с той, которая их позвала, они начали приближаться. Демон подходил нехотя, осторожно и напряженно.
– Ося, привет. Обиделся на что-то? Ну, прости… вот тебе.
Впрочем, это были слишком человеческие слова и эмоции, непонятные и чуждые для бестелесной сущности сантименты. «Прости» Османтус не понял, на вопрос не ответил, но мороженое взял. Правда, при этом презрительно хмыкнул и сплюнул жвачку Тае прямо под ноги.
– Демон мой, пойдем со мной. Ты вперед, я – за тобой! – четко произнесла она снова сакрал вызова, перебегая глазами все четыре лица. – Отец, мой отец, ты помнишь его? Вальтер Темнич, которому ты служил?
Османтус помнил, хотя на вопрос снова не ответил. Просто молчал и смотрел четырьмя парами глаз, не забывая при этом жрать мороженое огромными кусками.
– Так вот. Где бы он ни был сейчас, веди меня к нему. Ты понял, Ося? Вальтер Темнич. Мой отец. Веди.
Так говорят и приказывают овчарке, чтобы она повела по следу, но ничего лучше все равно было не придумать. И демон повел: четверка развернулась и пошла вперед, чуть пошатываясь неровной походкой: людские тела не сразу привыкали к внезапному вселению чуждой сущности.
Вел он ко входу на станцию «Гостиный Двор», и без приключений не обошлось. Понятие «покупка жетонов на метро» в познания Османтуса не входило, и через турникеты четырех обормотов не впустили, выгнав взашей с помощью визгливой дежурной.
Однако беспокоиться было не о чем: Тая пропустила в ожидании пару поездов метро, заметила, что уже новые четверо неприятного вида парней вышли из подъехавшего вагона и буравят ее знакомыми Оськиными взглядами, глупо ухмыляясь.
Путь к отцу начался – они дружно сели в поезд, и все четверо гопников вывалились из вагона на станции «Финляндский вокзал».
Глава 18
Отец
Какой логикой руководствуется демон при выборе кратчайшего пути до пункта назначения, сказать было трудно. Тая прекрасно понимала – если бы Османтус был чуть тупее, то переместился бы сам по подходящим ему телам и сознаниям людей, забыв про нее. Но, к счастью, демон кое-что помнил и чуточку соображал, поэтому привел в электричку, а сам развалился на сиденьях в конце вагона, привлекая к себе неодобрительное внимание остальных пассажиров.
Разумеется, что покупать себе билеты, как и жетоны на метро, Османтус не удосужился. Поэтому уже на следующей станции Ланская он имел скандал с контролером и был с позором выставлен из вагона. Демона это ничуть не смутило: явился он уже на следующей станции Старая Деревня в облике четырех обормотов лет шестнадцати, которые принялись цепляться к Тае, просить дать пожрать и звали за собой.
«Едем куда-то в северном направлении, но далеко ли? Османтуса не спросишь, он на вопросы никогда не отвечает – только хамит», – Тая напряженно смотрела, как за окном бегут окраины Питера: то деревенские домики с теплицами и огородами, то огромные супермаркеты в окружении уютных летних кафе. Мимо летели деревья в нежно-зеленой дымке молодой листвы, мелькали торговцы саженцами по обочинам дорог – все суетились и готовились к лету.
Тая смотрела в окно электрички, а в мыслях проносились картины: старинный заброшенный дом или башня, где в кресле замерла одинокая сгорбленная фигура. Стоит только звонко крикнуть «папа!», и ее встретит измученный взгляд. Она поможет ему встать, подняться, вернет домой и все-все расскажет, что он пропустил за долгие годы…
Электричка стучала по рельсам, плавно покачиваясь, по громкой связи объявляли названия станций, пассажиры входили и выходили. Станция Лахта, Лисий нос, затем Александровская, Тарховка… Тая, прислонившись виском к стеклу, пыталась не дремать, поглядывая на Османтуса, но тот что-то бубнил, плевался и пока никуда выходить не собирался.
На станции Тарховка в вагон ввалилась шумная семейка с горшками рассады в необъятных сумках. Тая поморщилась, представив, что остаток пути придется слушать гвалт этих визгливых голосов, которые яростно спорили друг с другом, кто из них потерял в трамвае сумку с удобрениями для огурцов.
В этой семейке было сколько-то кошмарных детей, необъятных размеров мамаша и гнусаво выступающий отец семейства, к тому же в переноске у всей этой оравы истерически мяукал кот. Рассада в горшках, которую они тащили на себе, колыхалась из стороны в сторону, как лес во время землетрясения.
Как же все это было знакомо! Крепенькие ростки помидоров, перцев, огурцов: обычно каждую весну у тетки начинался «дачный рецидив» и на подоконниках появлялись баночки из-под йогурта, заполненные землей. Каждую весну тетя Рита мечтала об урожае, итальянских салатах и тихих вечерах на дачной веранде, когда стол ломится от мясистых помидоров, ярко-розовой редиски и хрустящих листьев салата. В реальности же все было иначе: пара сморщенных редисьих хвостиков в пересохшей земле, сожранные тлей грядки – и сплошное теткино разочарование.
«Безумные зомби-дачники» – так мысленно назвала Тая это семейство, которое как назло расселось как раз напротив, нахально расставив сумки прямо ей на ноги. Огуречные заросли запутались в волосах, а помидорный раскидистый куст опасно накренился в ее сторону, проведя по щеке шероховатым листом. Нос уловил острый помидорный запах, какой бывает, если растереть в руках томатный лист.
– Привет, извините! – весело произнес ломающийся юношеский голос.
Тая вздрогнула, поняв, что обращаются к ней, хотя и не разглядеть, кто именно. Манера говорить была не Оськина – какой-то другой юнец, наверное, старший сыночек из этой безумной семейки.
– Не мешаю вам, ничего? – спросил он, и на ногу ей опустилась тяжелая сумка.
– Немного мешаете, – Тая попыталась выпутать из волос усики огурцовой рассады. – И на ногу вы мне сумку с котом поставили.
– Разве? – удивился юношеский голос. – Ничего, он не кусается. Только орет громко. Котов любишь?
Неожиданный переход на «ты» от существа, облик которого надежно скрывался за огурцово-помидорными зарослями, вызвал недоумение.
– Как их не любить? – Тая осталась спокойной, решив, что сейчас не время и не место возмущаться. – У меня дома кот живет, Бандит его зовут.
