Конечности вытянулись, плечи развернулись, туловище удлинилось, и звездный свет выхватил фигуру женщины, которая начала неспешно подниматься с колен. По обнаженному телу струились густые кудри. Она стояла достаточно далеко, чтобы преобразиться прежде, чем Кель до нее дотянется, но достаточно близко, чтобы он с легкостью ее узнал. Келю оставалось только молча смотреть – с ножом в руке и бездыханным конем у ног.
На сей раз ее волосы не были унизаны драгоценностями или уложены в замысловатую прическу. Они вились дикими спутанными кольцами, словно она постоянно превращалась из одного зверя в другого, не задерживаясь надолго в человечьем обличье. Она по-прежнему была красива – как может быть красива зимняя почва: темная и трескучая, холодная и невозделанная. Но у Келя не было никакого желания себя в ней хоронить. Земля и без того рано или поздно заявит на него права, и, когда это случится, он вернется не к ней.
– Ты стал таким могущественным, Кель Джеру. Но даже ты не можешь воскрешать из мертвых, – сказала Ариэль Фири, и ее голос странно отозвался в тишине леса.
– И все же меня преследуют мертвецы, – ответил он, не веря своим глазам.
– О, я вполне жива, – промурлыкала женщина. – И вполне контролирую ситуацию.
Спустя миг она изменилась снова: раскинутые руки превратились в крылья, а кожа обросла перьями. Кельская сова. Затем она издала вопль, удивительно напоминающий крик ребенка, и взмыла над деревьями – воплощенная насмешка и демонстрация силы.
Кель немедленно развернулся и начал пробираться через лес к реке, где оставил караван. Он даже не оглянулся на коня, которого так любил; не снял с него седло или сумки, не захоронил тушу, чтобы лес не сумел поживиться плотью Луциана.
Тот был мертв. А леди Фири – жива, и теперь никто в отряде не мог чувствовать себя в безопасности.
Особенно королева Сирша Дендар.
Глава 14
На рассвете Кель все же вернулся на просеку, чтобы снять с Луциана седло и сумки. Его сопровождали Айзек, Джерик и Саша – Кель больше не собирался выпускать ее из виду. Остальному отряду было велено готовиться к отбытию. Они планировали следовать вдоль берега реки, пока не появится возможность пересечь лес, отделявший их от дороги.
Сумки Келя оказались выпотрошены, пожитки разодраны и разбросаны, а взятое про запас золото бесследно исчезло. Но это был скорее акт насмешки и презрения, чем кража. Пока Кель расстегивал упряжь и снимал с Луциана седло, его переполняла такая злость, что даже скорбь отступила на второй план.
Саша с горечью собрала раскиданные вещи, сложила их в сумки на плечах Джерика, и Айзек превратил останки Луциана в пепел. Некоторое время все четверо стояли неподвижно. От вони паленой шерсти и горелой плоти слезились глаза и болело горло, но Кель не мог уйти, не почтив память друга. Он так и не сказал никому о Перевертыше, позволив другим верить, будто Луциан стал жертвой собственного страха и голодных хищников.
В последующие дни Кель ни на шаг не отходил от Саши, спал с мечом в руке и упорно игнорировал недовольство Падрига, который исполнял при королеве роль курицы-наседки. Для дневных переходов он реквизировал коня у другого солдата, и тому пришлось ехать на козлах в повозке кузнеца. Саша ехала рядом трусцой на сером жеребце – молчаливая, как в первые дни в Квандуне. Так они постепенно обогнули горы, которые выступали за границу Корвина и простирались на запад, в глубь Килморды. Пейзаж мог показаться пасторальным: зеленые поля и округлые холмы, усеянные десятками далеких деревушек. Но мирное впечатление было обманчиво. Случись им углубиться в долины вдоль побережья, они бы увидели груды костей, пустые деревни и уродливые гнезда – шрамы войны, которая превратила некогда цветущую Килморду в безлюдную пустошь.
Через восемь дней после отъезда из Джеру они ощутили запах моря и спустились в городок, стоящий на берегу бухты Бриссон и носящий ее имя. Несколько лет назад это место чудом избежало атаки вольгар и приютило тысячи беженцев из Килморды. В итоге город значительно разросся, вытянувшись на восток – в сторону Корвина – и на юг, где даже взобрался на подножие широкого Корварского хребта.
После того как трюмы загрузили, а лошадей заперли в загоне, чтобы позже возвести на борт для недельного плавания, телеги разобрали. На берегу Дендара их должны были сколотить обратно. Десять сундуков с дендарскими сокровищами также отправились на корабли. Келю хватило ума не доверять ни матросам, ни капитанам, нанятым лордом Корвином, а потому он поручил своим людям посменно нести вахту на причале. Остальные поторопились заглянуть на рынок и в бани: предстоящая дорога обещала мало удобств и еще меньше перспектив.
По распоряжению Тираса лорд Корвин снял для королевы, Падрига и гвардейцев жилье в гостинице, которая выходила окнами на гавань. Комнаты были чистыми, хозяин приветливым, а еда простой, но обильной. Однако у Келя не было желания там оставаться. Он предпочел бы провести ночь в доках со своими людьми, избавленный от воспоминаний о постоялом дворе в Иноке, где впервые поцеловал Сашу. И все же он лег на пол у ее кровати, хотя две служанки, спавшие в смежной комнате, позволяли ему уйти с более-менее спокойным сердцем.
В трактире на первом этаже царила атмосфера пира во время чумы. По мере того как дело близилось к полуночи, в зале становилось все шумнее и веселее. Солдаты, сдавшие пост на причале, громко восхищались достоинствами разносчицы – особенно теми, что едва вмещались в корсет. Лавируя с тарелками, она выводила печальные песни о драконах и рыцарях, и Кель усомнился, что сегодня в гостинице уснет хоть кто-нибудь. Саша встретила это неудобство единственным вздохом, но Кель в конце концов сбежал на улицу, выставив у двери охранника и строго наказав ему не пускать никого внутрь. Затем он дошел до пришвартованных кораблей, понаблюдал за сменой караула и проверил загон с лошадьми, старательно избегая мыслей о Луциане и Перевертыше, его убийце.
Когда из сумрака выскользнула стройная, плотно укутанная тень, Кель не только не удивился, но даже испытал нечто вроде облегчения. Он потянул из ножен меч, готовясь всадить его в чужую плоть, но тут тень замерла и окликнула его по имени.
– Саша, – прошипел Кель. – Ты что здесь делаешь?
Он метнулся к ней и затащил в переулок. До гостиницы было рукой подать – ветер доносил до них звуки пьяных песен и запах спиртного, – но Саша пришла одна, по темноте, а за каждым углом поджидала тысяча угроз. Кель стиснул ее плечи сильнее, чем следовало, но девушка просто взглянула на него, пережидая вспышку гнева, – словно понимала вызвавший ее страх.
– Ты велел охраннику никого ко мне не впускать. Но не говорил не выпускать меня. И к несчастью, капитан, я выше тебя по званию.
В Сашиных словах не было вызова – только усталая покорность. Кель разжал пальцы, но не отступил. Медленно, точно он был диким зверем, а она не хотела его спугнуть, Саша шагнула вперед и прильнула щекой к груди. Несколько секунд они дышали в унисон, связанные лишь этими тихими вздохами, которые согревали его сердце.
