– Чего встал? – окрикнули в спину. – Шевелись давай!
А в глазах все слепит и слепит. Изливается с вышин небесный огонь. Золотою стала поляна, золотыми сделались деревья и люди. Стоит Андрюха Ганин, вытаращился на свои руки – и поверить не может: золотые они, словно краской облили.
Рядом люди – суетятся, орут. Чего орете, когда красота такая кругом? Не видите, что ли? А ну цыц! Дернул Андрюха кого-то рукой за воротник: «Смотри, дурак, в небо! Смотри, че делается-то!» А воротник возьми да оторвись, а под воротником шея – тощая, красная, с кадыком, а на шею голова насажена. Хлопает голова глазами – Фока!
Тут все золото враз и исчезло.
– Андрей? – присел Фока, дернул еще раз шеей и понял: нет, не убежит.
– Фока? – протер глаза Ганин. – Свиделись, значит.
… поднимается и опускается кулак. Летят во все стороны кровяные брызги. Воет Фока и катается по земле.
– За что ж ты, паскуда, наркотики мне подбросил?
– Это не я-а-а-а-а…
– Меня ж из-за тебя в тюрьму увели!
– А-а-а, отпусти!
– Схрон где? Куда добро спрятали?
– Не знаю. Не знаю я!
– Опять врешь!
– Андрей! – тронули за плечо. – Оставь его. Иди глянь.
– Оставлю щас.
Опускается кулак.
– А-а-а! – орет Фока.
Опускается еще и еще.
– Да оставь, тебе говорят! – наваливается сзади тело, отбрасывает Ганина в сторону.
– Че ты? – вскидывается вошедший в раж Ганин. – Сейчас сам выхватишь!
– Выхвачу, выхвачу, – это Виктор Сергеевич. Светит фонариком, почесывает усы. – Иди посмотри, что у нас.
Пока Ганин молотил Фоку, нашел Степа Солодовников брезентовый тюк. Развернули тюк, глянули внутрь и ахнули. В брезенте зеленый от древности мерцает рубиновыми каменьями меч. Рукоятка тускло светит желтым – золото! По рукоятке вьет кольца языкастый змей. Царский меч, княжеский – такой меч поставь в любой музей, будет он музею украшение и гордость. Ну, а если мимо музея, в частные руки, то, считай, все – отработался: зарабатывать на хлеб в этой жизни нужды больше не будет. И еще детям хватит на английские школы.
– Эко! – потянул Ганин меч за рукоятку и не смог вытянуть – тяжелый. – Сколько ж он весит?
– Да килограмм десять.
– Как же им бились?
– А им и не бились, – сказал Виктор Сергеевич. – Меч этот, судя по всему, был у князя вместо парадной формы. Сядет князь с таким мечом, на колени положит – всем трепет и устрашение.
– Это вы где такой отрыли, ребзя? – повернулся Ганин к растянувшимся на земле телам. – А?
Тела молчали – и ничего хорошего в молчании этом не было.
– Партизаны, мать-перемать, – ругнулся Серега. – Вон у них экскаватор стоит, так они им яму раскопали чуть не до земного ядра.
Ганин глянул, куда показал Серега, увидел кучу земли, веток – видимо, зацепили на раскопках несколько дерев, и увидел яму. В яме этой уместился бы небольшой дом. Стены ее поддерживали деревянные колья – от осыпания. На дно спускались с помощью приставной лестницы. Вокруг валялись лопаты, буры, инструмент – было видно, что работа идет широко.
– Умеете жить, – хрустнул суставами Ганин. – А еще есть чего?
Степа бухнул к его ногам новый куль.
– Вот, – сказал он. – Натурально мешок с деньгами.
Монеты из мешка были под стать мечу. Черные, странно тяжелые в руке, они уставились в Ганина побитой чеканкой. Профили бородатых царей, неведомые звери и птицы. «Ты наш новый хозяин?» – как будто спрашивали у державшего их человека. «Ну, допустим, я», – отвечал легкомысленный человек. «А по силам ли тебе будет нас унести?»
– Каково? – спросил, заглядывая через плечо, Степа.
– С ума сойти, – признался Ганин.
– Вот и мы тоже: челюстями брякнули оземь и глазам не поверили. Остальное-то у них так, по мелочовке – если не попрятали, да не успели сбыть. Но вот эти два мешка – истинно клад!
– Мы – экспедиция! – заворочалось на земле одно из тел.
– Цыц! – встрепенулся Серега, потыкал в тело обрубком «шмайсера». – Мало тебе перепало? Лежи, не гунди.
– За нападение на научную экспедицию вы ответите перед законом! – отмахнулся мужик и стал подниматься.
Был он сухощав и обрит налысо. Когда встал, оказалось, что он с Серегу ростом, и оттого – из-за длинноты своей, из-за сутулости и спускавшихся почти до самой земли рук – показался Ганину похожим на орангутанга. Выглядел мужик калачом тертым.
– Экспедиция, значит? – ухмыльнулся Ганин. – А скажи мне тогда, милый человек, если ты экспедиция. Зубы у тебя сгнили в экспедиции, а? Или вот эту вот наколочку, – он отвернул рукой край майки мужика и нашел там тело, разрезанное уголовной синевой куполов и ликами святых, – эту наколочку вам в научном мире вместо степени присуждают?
– Не трожь, – процедил глухо мужик.
– Не трожь… – передразнил Ганин. – Вон товарищ тоже из вашей экспедиции? – Он кивнул туда, где скулил, свернувшись клубочком, Фока. – Тоже ученый? Если да, так я вас обрадую: мне этот ученый кое-что должен. Где наш «MG», Фока? Пулемет где? А? Не слышу.
Фока не отвечал. Кровавая размазня лица его хлюпала.
– Молчишь? Ну, молчи. А я так думаю, раз ты у нас кое-что взял по дружбе и не вернул, то теперь и мы кое-что возьмем взамен, верно? Тоже по дружбе, без обид.
– Возьми, – осклабился мужик, блеснув фиксой. – Возьми и посмотришь, что потом будет.
– И что же? Ученое сообщество напишет петицию?
Не отрывая от Ганина глаз, мужик медленно провел большим пальцем по шее:
– Секир-башка.
– Да ну? Прямо уж секир-башка? Знал бы ты, уважаемый, сколько раз меня пугали секир-башкой – это ж без счета! Да только вот он я, стою! А знаешь почему? Заговоренный я! Видал? Ни пуля, ни нож – ничего не берет! Прямо бессмертие какое-то, – Ганин повернулся к своим. – Грузи, Степа, деньгу и меч. А ты – бывай, ученый.
Краем глаза он успел увидеть, как за ухом будто что-то блеснуло, и машинально отклонил голову. Это и спасло ему жизнь. Саперная лопатка, которую с невиданной прытью выхватил мужик – откуда только, удивлялись потом все, – прошла вскользь: срезала кусок кожи с затылка и воткнулась в землю.
Мужик заорал в бешенстве, рванул майку на груди, порвал ее до пупа. Ловить в этой драке ему больше было нечего. Подскочил Степа и двинул своей свинчаткой – так, что хватило бы на двух, а то и на трех плохих дядь.
– Уходим! – крикнул Серега и махнул «шмайсером», чтобы никто не смел подниматься. – Постреляю, падлы! Лежать! Лежать!
Они подхватили добытые трофеи и понеслись.
