Спутник выглядел полным антиподом. Пухлый простецкий парень. Работал в автосервисе. Простодушно заявлял, что книжки читать ему некогда. Чем слесарю приглянулась ученая вобла, оставалось только гадать. Но глядел он на свою пассию с обожанием, заставлял надевать шарф и шапку, чтоб не замерзла, виновато улыбался:
– Она у меня такая… неприспособленная.
Надю Митрофанову Прасковья раздражала чрезмерно. В ее библиотечном зале ученость считалась абсолютной нормой, даже академики держались не кичливо, а тут заштатная кандидатка наук выпендривается.
Поэтому библиотекарша пришла в полный восторг, когда телевизионщики легко доказали: свою диссертацию Прасковья банально купила.
То есть защищала, конечно, сама, но вот работу – от вступления до заключения – за нее сделали другие.
В студию призвали троих молодых аспирантов, и те подробно рассказали схему: как встречались с заказчицей, получали аванс, обсуждали тему исследования. Потом собирали материал, продумывали план, прописывали главу за главой, готовили к публикации статьи в научных журналах, натаскивали заказчицу перед предзащитой на кафедре, а потом и защитой на ученом совете.
Героиня сначала отпиралась, потом гневалась, под конец раскаялась и разревелась.
Бросилась к Александру:
– Ты меня не простишь?
Тот добродушно усмехнулся:
– Прощу. Только супы варить теперь сама будешь.
Но милостиво облобызать будущую супругу не успел.
К ответу призвали и его.
По виду абсолютно положительный домосед оказался дважды судимым. Первый раз попал за колючку еще в шестнадцать за драку по пьянке. Дальше серьезнее: кража со взломом, дали пять лет.
Прасковья позеленела. Пролепетала:
– Так ты… зэк? Ты деньги у людей воровал?! Боже, какой позор!
Взвилась, вскочила с дивана, дрожащими руками принялась рвать с пиджачка микрофон-петличку.
Вопила истерично:
– Я уезжаю! Немедленно!
– А как же свадьба? – сладким голосом спросила ведущая.
– Jamais! – отчего-то перешла на французский Прасковья. – Je le deteste!
[5]
– Снято! – радостно сообщили из аппаратной.
Камеры выключили, но обманутая невеста продолжала бушевать:
– Дайте мне машину! Не дадите?! Ну и черт с вами! Пешком пойду!
– Александр! – рявкнула Анастасия. – Остановите ее!
Но Саша даже приблизиться не успел – девица метнулась на него, словно дикая кошка. Влепила пощечину. Заорала:
– Иди, Кучина слушай! Татуировку себе выколи! Или ограбь еще кого-нибудь!
– Юриста сюда! – громовым голосом приказала шеф-редактор. – Сейчас я тебе покажу, как истерики устраивать!
– Мне плевать! Никто меня здесь не удержит.
Однако юрист с Анастасией тоже вопить умели. Налетели на Прасковью с двух сторон:
– Три миллиона неустойки, а потом езжай куда хочешь! Деньги вперед!
– Где такое про неустойку?!
– Смотри контракт! – ласково улыбнулась Анастасия.
Протянула листочки.
Несостоявшаяся кандидатка раскрыла документ дрожащими руками. С возмущением произнесла:
– Но такого здесь не было!
– Было там про неустойку. С самого начала, – шепнула Полуянову Надя. – Тоже мне, ученая! Даже договор прочитать не умеет.
Красивым жестом бросить на стол три миллиона Прасковья не смогла. Поэтому пришлось ей остаться. Однако скандальная мадам потребовала, чтобы ее «с этим зэком» немедленно расселили.
– А то мало ли! Вдруг ночью зарежет?!
Шеф-редактор спорить не стала. Согласилась выделить оскорбленной невесте резервный домик. Вещи помогали переносить осветители. Несостоявшийся супруг Александр отсутствовал. Бегал к Петру, единственному местному жителю, за самогоном.
С бутылкой почему-то явился к Наде и Диме.
Искательно улыбнулся:
– Выпьем?
Надя поджала губы – ей тоже не слишком нравились судимые. Но Полуянов, который много лет вел криминальную хронику, гостеприимно пригласил:
– Проходи.
Саша искательно улыбнулся:
– Может, Кольку еще позовем? Или Толяна?
И опасливо взглянул на Надю.
– Николай непьющий, – вспомнил Полуянов. – А за Толиком сходи.
– Наглость какая! – напустилась на возлюбленного Митрофанова, едва Александр вышел. – На троих они еще будут соображать! В моем доме!
– Так присоединяйся! – гостеприимно предложил Дмитрий. – Тебе тоже нужно снять стресс.
Надя покосилась на бутыль с мутным пойлом:
– Нет уж. Спасибо.
– Так и быть. – Полуянов залез в потайной карман куртки, вынул флягу, протянул. – Пожертвую тебе. Мой неприкосновенный запас.
Надя отвинтила крышку, понюхала:
– Коньяк?
– Нектар! Армянский, двадцатилетний! Сколько поводов было – не выпил! Для тебя хранил!
Лицо гордое-гордое.
– Мама всегда считала, что коньяк пахнет клопами.
– Так только пессимисты говорят.
– Тогда я, получается, оптимист. Ладно. Гуляем, – решилась Митрофанова.
И стол быстренько организовала: огурчики, помидорки, кинза, бутербродики.
Когда Саша вернулся, посмотрел, словно на богиню:
– Ну, ты даешь!
– Это еще самый скромный, походный вариант, – улыбнулась Надя.
– А моя меня из пластиковых банок кормила, – с нескрываемым отвращением произнес Александр. – Я-то думал – ученая, что с нее взять! А она…
Надя, Дима и Анатолий расхохотались.
Засмеялся и их собутыльник. Произнес самокритично:
– Ладно. Все мы хороши. Давайте за это и выпьем.
Махнул разом полстакана. Крякнул, разрозовелся. Захрустел огурцом. Досадливо произнес:
– Чего мы на это шоу полезли?! С какого перепуга? Это все Прасковья, дурища, славы хотела. Три тура конкурс! Очередь с ночи занимали!
– Так много народу было? – удивилась Митрофанова.
– Тысячи! Со всей страны понаехали. А гостиницу-то не оплачивают. Результаты тоже сразу не объявляют. Десять дней пришлось тут торчать. Мы на съемную квартиру тучу денег спустили. А многие вообще на вокзале ночевали, на лавочках. Хорошо хоть в августе дело было. Тепло. Вам, москвичам, хорошо. А ты, Толик, ведь тоже не местный? Где жил?
