Детство провел в Ходжарии.
А когда ему исполнилось десять, родители развелись. Отец со старшим братом остался в республике. Но семья, пусть и мусульманская, повела себя современно. Бывший муж не стал чинить препон жене, когда та решила переехать в столицу. Позволил женщине воспитывать младшего сына.
Мама – хотя по национальности тоже ходжарка – правил домостроя никогда не придерживалась. Окончила институт, увлеченно работала, хозяйство домашнее ненавидела. Сыну хотя и разрешала ходить в секцию рукопашного боя, но куда ревностнее заставляла заниматься литературой, математикой, искусствами. Любила повторять:
– С кинжалом бегать любой дурак может.
Арзу поначалу противился учебе, но уже лет в двенадцать понял: когда к твердой руке прилагается светлая голова, популярности у тебя больше. И чем показательно отлынивать от тоскливых школьных мероприятий, куда лучше в них побеждать.
В десятом классе он решил выиграть конкурс чтецов. Выбрал Маяковского.
Текст «Облака в штанах» выучил легко. Репетировал перед зеркалом. Сам себе нравился, когда стягивал губы в нить, говорил:
– А самое страшное видели —
Лицо мое, когда я абсолютно спокоен?
Бабуля, которая ради любимого внучка тоже решилась покинуть родную Ходжарию, однажды подглядела. Улыбнулась.
Он обиделся:
– Ты чего?
Старушка взъерошила ему волосы:
– Забавно, когда ты так серьезно произносишь: «У меня в душе ни одного седого волоса».
Быть забавным – самое страшное в жизни. Ни с кем советоваться Арзу не стал. Отправился в театральный кружок при дворце пионеров. Педагог, красноносый и желчный, выслушал, снисходительно улыбнулся:
– Не верю.
Арзу сначала хотел вцепиться алкоголику в горло. Но спокойно спросил:
– Что делать?
– Выбери что попроще. «Колобок» тебе в самый раз.
– Нет. Я хочу Маяковского!
– Тогда читай «Историю Власа, лентяя и лоботряса». Что ты, мозгляк, понимаешь в пожаре сердца?
Арзу попросил:
– Научите меня.
– Бесполезно, – драматическим жестом воздел руки педагог.
Но из театральной студии гнать не стал.
Парень ходил туда целый месяц. Многое узнал, многое понял.
Накануне конкурса снова подошел к зеркалу. Вспомнил недавние жалкие кривляния. Усмехнулся. Теперь не сомневался: конкурентов у него не будет.
Когда читал – тишина в зале обволакивала. Девочки не сводили глаз, пожилая завуч на словах про обугленный поцелуишко вытерла слезинку. Потом долго хлопали, жюри оживленно переговаривалось.
Но следующим на сцену вышел очкастый задохлик Клычко-Желяев из параллельного. Ждать, пока утихнет шум, не стал. Ласково улыбнулся. Спокойно произнес:
– Прощай, письмо любви! Прощай: она велела
[8].
Руки по швам, сутулится. Голос не поставлен, не громок. Но зал мгновенно умолк.
– Минуту!.. Вспыхнули. Пылают…
Обычные слова. Ничем не примечательный парень. Но завуч вцепилась в поручни кресла – костяшки пальцев побелели. А литераторша почти завистливо вздохнула:
– Талант.
И он готов был убить ее за эти слова.
Победу в конкурсе в итоге присудили никчемному Клычко-Желяеву. Второе место конъюнктурно отдали стихотворению про Ленина – времена еще были социалистические. Ему досталось позорное третье. В мечтах он резал конкурента на ремни. Но в реальности подошел и поздравил.
Потому что понимал уже тогда: талант уничтожать неразумно. Куда лучше поставить его себе на службу.
* * *
Поступать в институт Арзу не стал.
Мама с бабушкой причитали про армию, про цинковые гробы из Афганистана. А он считал дни, когда можно будет наконец взять в руки оружие. Своими глазами увидеть кровь и смерть.
Как ни пыталась мама превратить сына в столичного интеллигента, голос крови победить не смогла.
Учебки, дедовщины, тягот Арзу не боялся. Благо бил безжалостно и умело. А иногда достаточно было просто взглянуть, и парни, которые нагло клянчили в подворотне сигаретку, отступали.
Но если до службы Арзу боготворил свободных, как воздух, убийц-одиночек, то после года в Афгане флер рассеялся. Да, лишать жизни оказалось чрезвычайно приятно. Но расстрелять одного, двух, даже сорок человек – это мало, ничтожно мало.
Арзу уже знал, чего хочет. Поставить на колени весь мир. А для этого – он теперь понял – нужны были не навыки снайпера. И, конечно, не знания, что старательно вбивала в него мамуля. Но в первую очередь деньги.
В стране очень кстати повеяло переменами. Арзу – собранный, жесткий, отчаянно смелый – легко и умело вцепился в падаль, в умирающий Советский Союз. Однополчане пили водку и нанимались в охрану, но он очень скоро сам завел себе телохранителей. Продавал и перепродавал – как все удачливые и беспринципные в те времена, вагонами и теплоходами. Предавал. Запугивал. Мошенничал. И ждал.
Старший брат оставался в Ходжарии. Увлекался биологией. Поступил в университет, писал диссертацию. Убивать не умел, даже на охоту не ходил. Но Арзу не сомневался: когда понадобится, он заставит ученого брательника понюхать пороха.
Мир то и дело потрясали масштабные акты террора.
Арзу до глубины души потрясли жизнь, деяние и смерть американца Тимоти Маквея
[9]. Атаку самолетов на Нью-Йорк, случившуюся в день рождения оклахомского террориста, он пересматривал как любимый фильм.
Но все равно масштаб любых, пусть считавшихся ужасными терактов казался ему жалким, мелким. Ну что такое даже 270 пассажиров, погибших во время взрыва «Боинга» над Шотландией в декабре 1988 года!
К середине нулевых Арзу стал мультимиллионером. По крупице собрал, вымуштровал, вышколил команду – беззаветно преданных, безбашенных. Оброс нужными связями, в том числе вступил в контакт с международной террористической организацией. Щедро финансировал структуру и фактически верховодил в ней. Но официально лидером не значился. А еще – никому и ничего не был должен.
Арзу ждал идеи. Ждал просветления.
