Она задумчиво поджала губы и посмотрела на Тави, который сосредоточенно разговаривал с Эреном.
— Мой алеранец не знает.
— Верно, — сказала Исана.
— И ты предпочла бы и дальше держать его в неведении.
— Да.
Китаи слабо улыбнулась.
— Было время, после смерти моей матери, когда Дорога захотел встречаться с другой женщиной. Мне казалось, что он предает память матери. Это было болезненно.
Исана слегка вздрогнула от чувства невосполнимой потери и одиночества, возникшего в Китаи. Потеря матери, должно быть, оставила в ее душе глубокие раны, если по прошествии стольких лет вызывала такие сильные эмоции.
— Сейчас я понимаю его лучше. Мама умерла. Дорога не обязан был провести остаток жизни в одиночестве. Но думать так было слишком тяжело.
— Я расскажу ему, — сказала Исана. — Когда его голова не будет под завязку забита другими мыслями.
Китаи кивнула.
— Тогда я не буду лезть в это. Я не солгу, если он задаст прямой вопрос, но и не буду привлекать к этому его внимание.
— Спасибо, Китаи.
Она кивнула и сказала:
— Но не откладывай надолго. В следующий раз, когда мы где-нибудь остановимся, то сможем расположиться намного удобнее.
Они вместе сошли с корабля и присоединились к остальным, чтобы пересечь Феллкоув и увидеться с Ибрусом, человеом, которого упомянул Эрен.
Они вошли в порт на закате и сейчас вот-вот должны были оказаться в кромешной темноте. Ламп на улицах Феллкоува практически не было. Те немногие, что были ими замечены, освещали прилегающие территории некоторых домов и предприятий и, несомненно, являлись частной собственностью.
Улицы представляли собой сырые грязные тропы, которым явно не хватало должного заклинательства камня или хотя бы обычных булыжников. По обе стороны улиц, в желобах, казалось, текла вся грязь Феллкоува, пахло мерзостно.
Как только они вошли в город, Варг, казалось, стал ниже ростом на несколько дюймов, плечи поднялись еще выше. а голова была прижата к груди. Изредка он отворачивался в попытке найти глоток воздуха в этом зловонии.
Единственная улица вела от океана к крутому склону холма. Эрен провел их до самого последнего поворота к огромному зданию, которое с первого взгляда выглядело довольно респектабельно и могло бы быть резиденцией судьи или какого-нибудь провинциального графа.
За много лет от дождя и солнца его некогда белый камень покрылся пятнами, а большинство окон было выбито. То, что когда-то было небольшим садом перед домом, стало участком земли, заросшим сорняками и настолько густыми кустами ежевики, что они сами себя задушили.
Эрен подошёл к входной двери в дом, выхватил нож и несколько раз ударил его рукояткой в дверь.
Дверь была дешёвой, пострадавший от непогоды, но явно была относительно недавно вставлена в дверной проём и испещрена мелкими круглыми углублениями, которые, как предположила Исана, оставили тысячи других людей, стучавших по ней навершием кинжала.
Долгое время ничего не происходило.
— Может, просто войдём? — спросил Тави.
— О, вороны, нет, — поспешно ответил Эрен. — Плохая идея.
Он постучал в дверь снова.
— Ибрус! — крикнул он. — Мне нужно поговорить с тобой, и у меня есть деньги!
Послышался звук шагов по половицам в доме, становившийся всё громче. Вскоре дверь открыл здоровенный детина в заляпанной едой рубашке.
У него были нависшие брови, толстая шея и верхняя губа, изрядный кусок которой был когда-то оторван, оставив его зубы на виду в вечном оскале.
— Зигги, — сказал Эрен, улыбаясь. — Ибрус дома?
Речь здоровяка была невнятной из-за изуродованного лица, но его тон был удивительно теплым и мягким.
— Уже поздно, Аппий. Он уже говорил тебе о своём распорядке.
— Я готов заплатить ему за потерю времени.
— Слышал я раньше такие обещания, — сказал Зигги.
Эрен бросил здоровяку пару монет, и Исана увидела в свете одинокой магической лампы у входной двери блеск золота.
— Я готов заплатить ему за потерю времени, — повторил Эрен точно таким же тоном, как раньше.
— Входите, — сказал Зигги. Он убрал монеты в карман и повел их в гостиную, просторную комнату, которая, очевидно, использовалась как приёмная, с большим (и почти не дейстующим) фонтаном посреди бассейна. Вода была тёмной и застоявшейся. Когда Варг присел, пытаясь протиснуться через дверь, Зиги остановился и уставился на канима.
— Подождите здесь. Пойду приведу его.
— Чудненько, — пробормотал Тави, обращаясь к Эрену, когда Зигги ушёл.
— Это помогает договориться, — сказал Эрен.
— Аппий? — спросил Тави.
— В этой части Империи у каждого по крайней мере два или три псевдонима. Если не подберёшь себе пару-тройку, то никогда не впишешься.
— Ибрус, — спросил Тави, — мы можем доверять ему?
— Абсолютно, — ответил Эрен, — учитывая то, какую выгоду от этого получает Ибрус.
Тави кивнул, оглядывая темный зал.
— Не нравится мне это. Если был бы другой способ гарантированно получить лошадей…
— Его нет, — твердо произнес Эрен.
Тави, продолжая осматриваться, буркнул:
— Тем не менее.
Раздались шаги и показался приближающийся свет. Зигги нес лампу в одной руке и тяжелую дубинку в другой.
Рядом с ним шел человек. Он был ростом выше среднего и хорошо сложен, его густые рыжие волосы и борода были подернуты сединой. Он был одет в легкую тунику, такие же носили Сенаторы и самые претенциозные из Граждан, хотя его одеяние было помято и окрашено вином, по-крайне мере Исана надеялась, что это было вино.
— Аппий, — проговорил Ибрус. Он зевнул. — Я только что закончил со своими вечерними развлечениями и не могу адекватно выразить, как раздражает меня твое присутствие.
Исана поймала себя на том, что внимательно изучает Ибруса. Хоть он выглядел и говорил скучным и слегка раздраженным тоном, его настоящие эмоции были совсем другими.
Он был напряжен. Боялся.
— Ты посредник, Ибрус, — парировал Эрен, — все хотят видеть тебя посреди ночи или посреди костра. Есть небольшая разница.
— Когда-нибудь твой язык доведет тебя до неприятностей, Аппий, — проговорил мрачно Ибрус.
Эрен поднял кошелек и позвенел им.
— Тогда я бы лучше отдал это туда, где это не будет тебя волновать. Мне нужны лошади.
Ибрус нахмурился, закатил глаза и произнес:
— Зигги.
Большой парень протянул руку и Эрен бросил ему кошель. Зигги высыпал монеты на руку, взглянул на них, ссыпал обратно и с кивком головы передал кошель Ибрусу.
