Амара почувствовала, как пламя пронзило ее руки, запястья, локти, плечи. Ее связь с Циррусом дрогнула, и всё вокруг слилось в единое, размытое движение.
Хотя она не слышала этого, она чувствовала, как ее голос срывается от крика.
Боль и ужас заполнили весь ее мир.
Амара проснулась и поняла, что чувствует себя слишком плохо, чтобы оставаться абсолютно неподвижной. У нее ушло несколько мгновений, чтобы с удивлением обнаружить, что она все еще движется. Волосы закрывали ее лицо, покрытые коркой засохшей крови и грязи их болотного приключения. Пахло от нее, как от кучи компоста.
За волосами она разглядела свои безвольно болтающиеся руки. Правая распухла от запястья до кончиков пальцев, напоминая несколько кусков колбасы, связанных в некое подобие куклы. Кожа была темно-фиолетовой — один сплошной, багровый синяк, который равномерно покрывал руку, так ей, по крайней мере, казалось.
Трудно было сказать наверняка, потому что грязь, кровь и куски чего-то серого и студенистого все еще покрывали ее кожу.
Она была совершенно уверена, что нечто подобное должно болеть. Но не болело. Она попыталась пошевелить багровыми пальцами, но те никак не отреагировали. Амара была уверена, что это не было хорошим знаком, но хоть убей не могла вспомнить, почему.
Под своей рукой она видела каменистую землю, неуклонно уносящуюся прочь. Что-то твердое давило ей в живот в размеренном ритме. Бернард, подумала она. Его плечо. Она была перекинута через плечо Бернарда. Да, она могла видеть его испорченные на болотах сапоги, мелькавшие перед ее взглядом.
— Быстрее, — бросил Первый Лорд.
Его голос был спокойным, уверенным. Это было хорошо. Для Амары было практически невыносимо видеть Гая, который всегда был таким энергичным, таким живым, прикованным лихорадкой к самодельным носилкам.
Он должен был успеть хорошо вылечить себя с помощью водных фурий, оставаясь лежать на носилках, пока Бренсис был занят ей и Бернардом.
Неожиданно ей пришло в голову, что даже навыки Первого Лорда не позволили бы ему исцелить себя так быстро. Она почувствовала смутное беспокойство, поняв, что старик мог просто улучшить свое состояние насколько возможно, а затем блокировать боль, используя фурий металла и делая вид, что все в порядке.
Если он действовал, по сути, в одолженное время, которое ему дала нечувствительность к боли, то он был в опасности — и это встревожило Амару достаточно, чтобы заставить ее повернуть голову и попытаться пошевелить своими бесполезными конечностями в слабой попытке привлечь чье-нибудь внимание.
— Она просыпается, — сказал Бернард, в его голосе чувствовалась настойчивость.
— Мы почти на месте, — ответил Гай. — Как только мы преодолеем этот подъем, я смогу видеть горы Калара и… — Первый Лорд резко выдохнул. — Приближаются Рыцари Воздуха, граф. Весьма немало. У нас есть всего несколько секунд. Я думаю, нам всем пойдет на пользу, если вы будете держать свои стрелы с солью наготове.
За этим последовало много пыхтения и сопения, звуков сапог, царапающих камень. Амара отбросила свои попытки двигаться и некоторое время просто дрейфовала на грани сознания.
Она не была уверена, сколько времени потребовалось, чтобы окружающая обстановка изменилась, но казалось его прошло не так уж много, прежде чем Бернард замедлился, а затем бережно положил ее на землю.
Он опустился на одно колено рядом с ней, тяжело дыша, на его лице застыло выражение боли. Он вытащил из колчана несколько стрел и начал втыкать их в землю вокруг себя.
Затем что-то пробормотал и положил руку на землю между ними.
— Бернард, — сказала Амара.
Слова с трудом покидали горло, но ее муж повернулся к ней немедленно.
— Любимая, — сказал он тихо. — Тебе не стоит двигаться. Ты очень серьезно пострадала.
— Я устала, — ответила она. — Но совсем не чувствую боли.
— Сир, — сказал Бернард, его тон был настойчивым. — Она пришла в сознание. Вся дрожит. Я думаю, что у неё может начаться шок.
Амара посмотрела туда, где Первый Лорд стоял и смотрел вниз, и в первый раз заметила, что они находятся высоко на отроге горы, и что они могут ясно видеть огромную чашу равнины внизу.
Там, вдалеке, мерцали огни города Калар, светящиеся в темноте драгоценными изумрудами.
Скопления крошечных светлячков были огнями нескольких небольших городов, расположенных вокруг столицы, а маленькие, одиночные точки света показывали расположение десятков отдельных стедгольдов. Лунный свет сиял, отражаясь от залитых неглубоким слоем воды рисовых полей, превращая их в зеркала диаметром в несколько акров.
Амара бывала в Каларе. Это был уродливый город, запущенный, лишённый всякой видимой добродетели, где в большом изобилии встречались лишь рабство, нищета и страдания. После двух лет войны и экономической изоляции, он должен был стать ещё хуже, грязнее, беднее, грубее, и ещё более истерзанным болезнями.
Но отсюда, с горы, издалека, когда было видно только характерный зеленоватый свет магических ламп столицы, Калар и скопище его городов-спутников очаровывали призрачной и хрупкой красотой.
— Сир! — рявкнул Бернард. Он начал выдергивать стрелы из земли, их наконечники теперь были заключены в полупрозрачные кристаллы. — Она нуждается в вашей помощи.
Гай стоял, повернувшись лицом к горе на противоположной стороне долины, и Амара поняла, что она не должна была видеть эту гору отсюда, или, по крайней мере, не в темноте.
Но она могла её разглядеть, огромный чёрный конус с подсвеченной тусклым красным светом вершиной.
Бернард наложил стрелу на тетиву и поднялся на ноги.
— Сир!
— Подождите минуту, граф, — пробормотал Гай. — Есть другие проблемы, которые…
— Нет, — сказал Бернард. — Вы пойдёте к ней. Немедленно.
Гай резко повернул голову к нему.
— Что, простите?
— Она ранена, — сказал Бернард. — Она может умереть. Исцелите её.
— Вы понятия не имеете, — сказал Гай сквозь зубы. — Не знаете, что поставлено на карту.
Её муж стоял перед Первым Лордом, не моргнув глазом.
— Нет, я знаю, — его взгляд стал твёрже. — Жизнь женщины, которая была готова пожертвовать всем, чтобы вы оказались здесь. Вы уже заставили её вынести достаточно страданий, Секстус. Или вы думаете, будет проще дать ей умереть?
Несколько секунд царило безмолвие, лишь ветер шелестел среди камней.
Затем Гай оказался рядом с ней.
Он наклонился и положил руку ей на лоб. Его пальцы были длинными, шершавыми, и лихорадочно-горячими. Он тихо произнёс:
— Прости меня за то, что сейчас произойдёт, Амара.
Пожар охватил всю правую сторону ее тела. Она чувствовала странные изменения происходящие с ней, видела, как меняется форма ее живота, наблюдала, как распрямляется рука, разматываясь, почти как витой шнур.
