Вдруг от слов Арноса Тави охватил гнев, но он жестко его подавил. Это было близко к правде. За два года на поле боя были убиты сотни людей, которыми он командовал, и это вызвало в нем такое сильное страдание, которое пару лет назад он не мог даже представить.
— Вы того же сорта, что и я, Сципио, или Тави из Кальдерона, или кого бы вы ни изображали. Вы просто служите другому господину.
Тави, нахмурившись, неотрывно смотрел на мужчину. Арнос был невозмутим, и, если Тави не ошибся, совершенно искренен.
Как может любой здравомыслящий человек быть таким бесчувственным? Арнос в своей жизни лишь разрушал, только на его руках не было крови. Последствия могут быть совершенно невообразимыми. Болезни будут свирепствовать. Дети станут сиротами.
Стедгольды будет уничтожены, их урожаи погибнут из-за отсутствия рабочей силы. Нехватка продовольствия будет толкать людей на разбой и убийство. Другие будут убивать ради мести, причём женщины и дети, как и во всех войнах, пострадают больше всего.
Фурии в этом районе, лишившиеся контроля всех людей, владеющих ими, деградировали бы и одичали, что может вызвать ещё больше проблем и представлять угрозу для всех, кто встретится им на пути.
Тави видел подобное в гораздо меньших масштабах — города и деревни, охваченные войной. Это был кошмар. Если Арнос продолжит в том же духе, первый зимний снег упадёт на владения смерти и разложения, которыми правят жирные каркающие вороны.
Как может человек даже представить себе такое?
Тави моргнул. Ответ был прост.
Он не знал.
Арнос просто не знал.
Хотя он был одним из самых уважаемых людей в Коллегиях Тактики, Арнос никогда не участвовал в походах. Он наблюдал за утренней атакой из своего воздушного экипажа, глядя сверху вниз на крошечные фигурки, бегающие так далеко внизу — точно так же он наслаждался бы игрой в людус на доске или на песчаном столе.
Он был слишком далеко, чтобы увидеть кровь или услышать крики, или почувствовать запах, запах смерти. Кровавые вороны, этот человек руководил Легионами в кампании по борьбе с непримиримым врагом, но он даже не носил броню. Тави было хорошо известно, как быстро направление атаки во время сражения может изменяться — вмятины на его собственных доспехах были тому достаточным свидетельством.
Для Арноса всё это не было реальным, подумал Тави. Или, вернее, то, что было реальностью, и что творилось в разуме Сенатора — две совершенно разные вещи. Он привык говорить о войне в абстрактных, удобно отстранённых выражениях.
Он не был здесь, на земле, и, хотя он, может быть, разумом понимал, что могут быть потери человеческих жизней, он не знал. Он не пережил этого сам.
Тави покачал головой.
— Я беру свои слова назад. Вы и не собираетесь кому-либо делать добро.
Арнос указал изогнутым пальцем на Наварис.
— Я уверен, что в этом доме имеется погреб, или подвал, или какая-нибудь кладовка. Запри его там.
— Арнос, пожалуйста, — сказал Тави. — Отмени приказ. Те люди не заслуживают смерти, и ты это знаешь.
Арнос его проигнорировал.
— После этого, возьми слугу и брось его к заключенным. Он, очевидно, в сговоре с местными мятежниками.
Тави стиснул зубы от досады, его руки сжались в кулаки.
Змеиные глаза Наварис скользнули по нему, а ее меч был на три дюйма выдвинут из ножен.
По-видимому, Тави услышал это раньше остальных. За годы существования странной связи с Китаи, его ощущения стали более чуткими. Они не обострились до такой степени, чтобы потерять между ними различия.
Запахи, ставшие более сильными, понятными и узнаваемыми, позволяли ему по памяти распознавать места и объекты, с той же легкостью, с какой люди распознают знакомых. Звуки тоже изменились.
Они стали не столько громкими, сколько более отчетливыми, что нередко он мог распознать двигавшихся вокруг него людей и оседланных ими жеребцов, зачастую основываясь лишь на уникальных звуках их дыхания.
Этот звук был очень низким, таким, что большинство людей не заметит его, пока он не станет более отчетливым.
Лошади.
Сотни лошадей набирающих скорость.
Вороны. Сейчас Тави это было не нужно.
Наварис грубо схватила его за руку и, похоже, только тогда заметила звук. Она застыла, повернув голову в сторону северных ворот города.
Стоял чудовищный, громыхающий шум, а затем низкий гул топота копыт перешел в грохот стаккато, когда сотни копыт потоком обрушились на булыжную дорогу Отоса.
Кровавые вороны. Это явно было не то, что им всем прямо сейчас нужно.
Если только…
С противоположной стороны на площадь вошел строй кавалерии Первого Алеранского, с Антилларом Максимусом во главе. Строй тут же начал разделяться, так же четко, как на плацу.
Он привел все четыре крыла кавалерии и они разбились на два фланга — собственно кавалерия Первого Алеранского и кавалерия маратов. Также Тави видел, что сзади появились Вороны Битвы. Они спешились и построились между частями кавалерии.
Ветераны Первого Алеранского двигались с огромной скоростью, они заняли позиции и были готовы к действию до того, как гвардия смогла среагировать на их появление. Трубы пели на десяток ладов, барабаны гремели, и гвардия начала строиться в ряды перед Первым Алеранским. Они были дезорганизованы и смущены, но то, чего им не хватало в координации, они восполняли числом.
Антиллар Максимус, в шлеме и доспехах, сияющих на вечернем солнце, направил свою лошадь скакать рысью к дому, который занимал Сенатор, каким-то образом придавая поступи своего коня высокомерную развязанность.
Он остановился в десяти шагах напротив первой шеренги легионеров и непринужденно кивнул Тави.
— Капитан, — приветливо улыбаясь, громко произнес он, чтобы слышала вся площадь.
— Добрый вечер, трибун, — так же громко сказал Тави. — Что по-твоему ты здесь делаешь?
— Ситуация в нашем лагере требует вашего внимания, сэр, — сказал Макс. — Я взял на себя смелость привести для вас лошадь. — Он приветливо улыбнулся Арносу. — Я должен вернуть капитана назад, сенатор.
Арнос поднялся, задрав подбородок. Учитывая его шелковый наряд и тот факт, что сенатор был ниже ростом большинства женщин, это выглядело немного нелепо. С минуты на минуту должно было прибыть подкрепление охраны легионеров, однако так и не прибыло.
— Трибун, — рявкнул Арнос. — Вы и эти люди должны разойтись, вернуться в лагерь и ждать моих указаний.
— Вы слышали, капитан, — произнес Макс. — Садитесь на лошадь, и мы вернемся в лагерь.
— Разойтись, трибун! — зарычал Арнос. — Немедленно!
С северной части города загрохотали барабаны. По воздуху разнесся звук песни походного марша, исполняемый легионерами Первого Алеранского.
