Фрайгейта замутило. По лицу потекли крупные капли пота. Но он решил досмотреть эту драму до конца. У него появились кое-какие планы по поводу Стэндиша.
Один из мужчин, побежавших к убийце, сжимал в руках большую дубовую дубину. Он ударил ею Стэндиша по голове, и тот просев в собственную плоть, рухнул в воду. Его вытащили на берег, и какой-то мужчина, обследовав рану на голове, раздраженно сказал:
— Тебе не стоило бить его так сильно, Бен. Он мертв!
— Стэндиш сам напросился, — ответил мужчина с дубиной. Да и какая разница?
Я думаю, мы бы все равно его повесили.
— Твое мнение еще не закон! — вскричал его оппонент.
— Успокойся, док! Если кто и заслуживал смерти, так это Стэндиш, угрюмо проворчал мужчина, и большая часть людей согласилась с его последними словами.
Фрайгейт узнал о смерти блондина раньше всех. Он видел, как его ватан исчез, будто унесенный магическим ветром. Питер отключил экран и велел компьютеру выявить синтетическую душу Стэндиша. Поскольку с момента смерти не прошло и пяти минут, это оказалось несложным делом. Однако после него в колодец уже успело попасть семнадцать других ватанов.
— Сколько раз убивали Стэндиша до этого случая? — спросил у компьютера Фрайгейт.
Машина ответила, что в Мире Реки блондин погибал уже трижды.
Мог ли компьютер найти и показать воспоминания Стэндиша об этих трагических минутах?
Ответ был положительным.
Объяснив машине свое понимание термина «жестокость», Питер велел провести беглый подсчет всех эпизодов жестокости в жизни Стэндиша.
— Начиная с пятнадцати лет.
Для начала компьютер определил год, с которого следовало начинать поиск. Потребовался час, чтобы выявить моменты жизни, интересовавшие Фрайгейта. Первый из них — в указанный период — произошел на вечеринке, устроенной в честь пятнадцатилетия Стэндиша в 1965 году.
— Так! — прошептал Питер. — Значит, он родился в 1950 году.
Компьютер прокрутил ему «фильм» об этом дне рождения. Мать Стэндиша, толстая низкорослая неряха, вполне соответствовала его отцу — большому пузатому мужчине с испитым лицом, на котором выступали синие вены. Гости, в основном, состояли из уличных дружков Стэндиша. Дом выглядел загаженным и грязным, а мебель — старой и сломанной. Судя по замечаниям гостей, глава семейства иногда подрабатывал плотником, но большую часть времени проводил в соседних барах. Стэндиш перепил кислого пива, и его вытошнило прямо на пирожки с салом и сандвичи с болонской колбасой. После этого вечеринка закончилась. Когда гости разошлись, пьяные родители начали выкрикивать друг другу оскорбления и непристойности. В один момент ссора едва не перешла в драку, но потом угасла, как раздавленный в пепельнице окурок. Фрайгейт вздохнул и отключил экран.
Он объяснил компьютеру, что этот эпизод являлся примером вербальной жестокости. Ему же хотелось увидеть физическое насилие. Велев машине продолжать поиски в период с 1965 по 1975 год, Питер отправился на ужин, который проходил в квартире Ли По.
Во время ужина он узнал, что остальные тоже вели самостоятельные исследования. Например, Алиса пыталась найти своих троих сыновей, родителей, брата и сестру.
— Ты хочешь их воскресить? — поинтересовался Фрайгейт.
В ее темных глазах мелькнула тревога.
— Честно говоря, я еще не знаю. Мне просто хочется увериться, что с ними все в порядке. Впрочем, если кто-то из них умер, я, наверное… что-нибудь сделаю.
Она понимала, что любой из ее родственников, чей ватан оказался в колодце, мог навсегда остаться в небытии. Воскресить своих родителей или детей могла только она сама. Однако ее тревожила возможность их появления в стенах башни — вернее, их вероятное отношение к ней и реакция на то, какой она стала. Что, например, скажет ее мать, узнав о любовной связи с таким отвратительным мужланом, как Дик Бертон?
Кроме того, встреча с родственниками могла привести к большим разочарованиям. В ее эпоху родители не находили зазорным помыкать и командовать своими детьми. Но в Мире Реки не существовало различий в возрасте; все выглядели одинаково молодыми. К тому же, после многолетней разлуки и родители и дети стали совершенно другими людьми. Между ними пролегла зияющая пропасть, такая же огромная, как этот новый и жестокий мир.
И преодолеть ее могли немногие.
Но Алиса любила их — мать, отца, сыновей, сестру и брата.
Фрайгейт отметил, что она ничего не сказала о своем муже Реджинальде Джервисе Харгривзе. Однако Питеру хватило ума не упоминать об этом.
— Значит, ты еще их не нашла? — спросил он у Алисы.
Отпив глоток вина из чаши, она произнесла:
— Пока нет. Я дала компьютеру их имена, а также даты рождения и смерти.
К сожалению, мне ничего не известно о смерти Кэрила, но я надеюсь найти какие-то сведения в копиях тех книг и газет, которые воспроизвела для меня машина. Все это требует времени. Если кто-нибудь из них умер, я обязательно их воскрешу. Но если они живы, отыскать их будет непросто. Конечно, компьютер может начать сканирование по всей цепи питающих камней, однако для успешного поиска мои родственники должны оказаться в зоне досягаемости особых датчиков. И даже тогда вероятность обнаружения не будет превышать сорока процентов.
«Если Алиса никого не найдет, это освободит ее от решения главного вопроса, — подумал Фрайгейт. — Она боится их воскрешения и в то же время мечтает о нем».
— А тебе не хочется воскресить Льюиса Кэрролла? — спросил он.
— Нет.
Она не стала объяснять свой ответ, и, судя по ее поджатым губа, дальнейшие расспросы Питера не привели бы ни к чему хорошему.
Покинув застолье, Фрайгейт ушел в свои апартаменты. Вместо того чтобы сразу лечь в постель, он решил перед сном посмотреть несколько эпизодов из прошлого Стэндиша. Они настолько ошеломили его, что заснуть ему в эту ночь больше не удалось. Грязный необразованный подросток превратился в мерзкого и жестокого алкоголика. Фрагменты «фильма» воспроизвели всего пару дней, но Фрайгейту стало до того тошно, что после этого он вообще перестал интересоваться воспоминаниями Стэндиша.
В то время блондин нигде не работал. Он жил в домике сестры на окраине небольшого среднезападного города. Его двадцатилетнюю сестру можно было бы назвать привлекательной, если бы она следила за собой и хоть иногда проявляла признаки ума. Ее дочь, белокурая голубоглазая малышка, выглядела немного полноватой для своих трех лет — что, очевидно, объяснялось плохим питанием и огромным количеством «коки», которое девочка поглощала каждый день. Фрайгейт осмотрел запущенную гостиную. Сестра блондина, которую звали Мейзи, лежала на почти развалившейся софе и пила пиво. Малышка, спрятавшись за потертое кресло, баюкала в углу потрепанную тряпичную куклу. Время от времени на экране появлялась бутылка виски, которую Стэндиш подносил ко рту.
