– Ты так и не сказала ни слова, – заговорил мужчина, когда она села.
На нее он не глядел, ел мясо, каждый раз, прежде чем откусить от полоски, изучая как нечто любопытное.
Протянул ломтик Хане, но она помотала головой. – Я не знала, что вы говорите по-японски, – сказала она, глядя в пол.
– А ты хорошо говоришь по-японски. И голос у тебя приятный.
Хана оцепенела – комплименты чреваты неприятностями, но смятения она не выдала.
– Я не знаю, зачем ты здесь, – сказал мужчина и наконец посмотрел на нее.
Глаза у него были в сеточке тонких морщин, от чего лицо казалось добрым. Задубевшая, загорелая кожа выдавала возраст, и Хана подумала, что он, возможно, приходится Алтану дедом, а не отцом. Не дождавшись ответа, он продолжил:
– Капрал Моримото сказал, что ты должна пожить у нас, но я все равно не понимаю.
Он рассматривал ее, как неведомого зверька, словно хотел понять, чем она питается и откуда родом. Мужчина уже не казался ей таким страшным, и она немного расслабилась.
– Как же он объяснил? – отважилась она спросить, старательно избегая смотреть ему в глаза.
– Сказал, что ты сирота. Что он спас тебя от квантунской армии в Маньчжурии. Везет тебя к твоему дяде, на запад. Но откуда у тебя дядя в Западной Монголии? Вот вопрос, на который мне хочется получить ответ.
Моримото назвал ее сиротой, а не проституткой. Хану затопило облегчение. Это хорошие люди. Они не изнасилуют сироту. Возможно, именно поэтому Моримото так им сказал. Он не отдал ее на растерзание, просто оставил в надежном месте до своего возвращения. Хана закрыла лицо руками, чтобы не выдать чувства.
– Еще горюешь, – кивнул мужчина, ошибочно приняв ее жест за выражение скорби. – Значит, поговорим в другой раз. – Он встал: – Пошли со мной.
Она последовала за ним в ту же сторону, куда ушли остальные. Ступать было больно, и Хана опасалась, что некоторые ранки могут открыться заново, однако ей не хотелось выказывать слабость, и она прибавила шаг, чтобы не отставать. В голове крутилась мысль, что Моримото вернется. “Конечно, он вернется”. И ей уже не так легко дышалось, как несколько минут назад.
Они прошли не меньше мили, высокая трава сменилась кустарником. Нависающие горы заслоняли небо. От подъема заныли икры, но Хана упорно шла вперед, стараясь не приближаться к мужчине вплотную. Может, он ведет ее вовсе не к своему семейству, а в укромное место. Он старше других, но выглядит самым сильным.
Мужчина поднялся на взгорок, остановился, упер руки в бока. Хана встала чуть поодаль, впитывая открывшийся вид на долину. Зеленое море стеблей, увенчанных крупными головками, раскинулось, сколько хватало глаз – до самого подножия ближайшей горы. Там и тут пламенели красные цветы, хотя большинство коробочек уже лишились лепестков. Алтан, женщина, Ганбаатар и еще один молодой мужчина были там: медленно двигались вдоль рядов растений, задерживаясь у каждого.
– Что это? – спросила Хана.
– Ты что, не узнаешь мак?
Хана покачала головой. Он с удивлением посмотрел на нее, и она покраснела.
– Ни разу не видела маков? А знаешь, зачем мы их собираем? – Он развернулся к ней всем телом, и Хана отступила, готовая помчаться вниз, поближе к остальным. – Опий! – улыбнулся мужчина. – Идем. Мой младший научит тебя всему, что нужно.
Не дожидаясь ответа, он двинулся с холма. Хана глядела ему вслед. Мать Алтана увидела их, замахала руками, Хана, несмотря на расстояние, разделявшее их, знала, что женщина улыбается. Тут оглянулся и Алтан, тоже замахал приветственно. “Хана!” – закричал мальчик, и она вдруг ощутила себя прежней, самой собой, а не девушкой, которую заперли в бордель. Здесь она просто Хана, потому что эти люди не похожи на солдат. Она помахала в ответ и побежала вниз за отцом Алтана.
Они выращивают опиум, который под запретом у китайцев, но для Ханы это не имело значения. Она вспомнила Хинату с ее чаем, который помог ей выжить в борделе. Алтан показал, как надрезать коробочки, чтобы выступил сок. Многие луковицы уже были рассечены, и Ганбаатар собирал сок клочками ткани. Задача Алтана и Ханы – взрезать коробочки. Они двигались параллельно друг другу, чтобы Алтан следил за ее действиями, хотя это дело нехитрое. Время от времени он подходил и подправлял угол, под которым она держала нож. К сумеркам они успели обработать почти три четверти поля. Алтан поделился с Ханой обедом, но к исходу дня ее снова снедал лютый голод.
Солнце клонилось к горизонту. Отец позвал Алтана и вместе с женщиной двинулся к лагерю. Невесть откуда появились пони и потрусили за хозяевами, как послушные псы. Хана подняла голову к темнеющему небу. Над полем черной тенью парила птица с огромными крыльями. Наверное, ястреб, о которых рассказывал Моримото. Подошел Ганбаатар, дал Алтану фляжку. Тот отвинтил крышку и приложил фляжку к губам, но вдруг спохватился и со смущенным смешком протянул фляжку Хане.
– Вода? – спросила она.
Мальчик пожал плечами. Она взяла фляжку и понюхала. В ноздри ударила вонь перебродившего молока, и Хану передернуло. Она вернула фляжку парню. Алтан рассмеялся и сделал солидный глоток, затем с улыбкой предложил снова, говоря что-то, всовывая фляжку ей в руки. Ганбаатар тоже засмеялся. Любопытство пересилило, и Хана взяла фляжку. Поднесла к губам и отпила.
Брага обожгла рот, и Хана зашлась в кашле. Алтан, хохоча, жестом предложил сделать еще глоток. Она послушалась и вернула фляжку. Парень, похоже, довольный этим совместным распитием, надолго приложился к горлышку, а потом сунул фляжку во внутренний карман дила.
Птица все кружила в небе, Хана не могла отвести от нее взгляда. Ганбаатар пронзительно засвистел и вскинул руку. Хана изумленно смотрела, как гигантская птица описала круг, еще один и аккуратно села ему на предплечье. Золотой орел, беркут. Алтан улыбался и гладил перья на его шее. Птица царственно восседала на руке Ганбаатара. Тот что-то сказал Хане, она непонимающе посмотрела на него. Ганбаатар показал на орла. Хана колебалась. Он хочет, чтобы она приласкала птицу, как женщина призывала подружиться с псом.
Хана приблизилась, опасаясь, что может не понравиться орлу – возьмет и выцарапает глаза своими когтями. Рыжевато-бурые перья поблескивали в золотистом сумеречном свете. Ей хотелось потрогать птицу, ощутить мягкость оперения. Хана робко потянулась к ней.
Птица попыталась клюнуть ее в палец, Хана отдернула руку, а Ганбаатар и Алтан зашлись в хохоте. Хана отступила, возмущенно глядя на парней.
– Я могла остаться без пальца! – крикнула она яростно.
Видя ее гнев, Алтан мгновенно затих и толкнул Ганбаатара, но старший брат продолжал смеяться, поглаживая птицу по шее.
Хана повернулась, чтобы уйти, но Алтан ее остановил, вцепился в нее, не пуская. Она попыталась высвободиться, но Алтан держал крепко, смущенно улыбаясь. Другой рукой он шлепнул Ганбаатара по плечу, что-то сказал, и тот наконец прекратил смеяться. Пристыжено отвернулся, стараясь не смотреть на Хану. Надел на голову орла шапочку, и птица сразу затихла. Алтан опять предложил Хане погладить птицу.
