День был все такой же пасмурный, но дождь не грозил, так что Эллис пошел дальше пешком. Пока он добрел до ограды церкви Святой Троицы, сумка с покупками сильно потяжелела и ушибленная нога дала о себе знать. Он сел на скамью, откуда было видно кладбище. Он думал, что могилы, с которых только что стаял снег, имеют мрачный вид, но на дворе стоял март, и желтые нарциссы уже сияли во всей красе. Отсюда уже была видна могила Энни, но Эллис первым делом выпил кофе и съел кекс, который неожиданно отдавал корицей.
Энни любила сидеть и читать здесь, у церкви. Идти было далековато, но в летние дни она садилась на велосипед, зная, что оно того стоит. Воздух, дымный от пыльцы, музыка – репетирует органист в церкви, по временам крик фазана с соседнего поля. Поэтому они с Эллисом решили и венчаться здесь.
Свадьба – не идеальная, а настоящая. Так описывал ее Майкл, и был прав. Энни была в необычном платье – белом хлопковом, до колена, с темно-синей вышивкой. Винтажное, французское. За этим платьем Майкл возил ее в Лондон. С макияжем тоже помогал он. На скулах – цвета, которые подчеркивают счастье. Энни хотела, чтобы к алтарю ее вел Майкл, но Эллис уже застолбил его на роль шафера. «Я могу быть и тем и другим», – с энтузиазмом сказал Майкл, вдруг ставший самым главным человеком на свадьбе.
В конце концов невесту к алтарю повела Мейбл – милая поправка к традициям. «Смотри, не обижай ее», – шепнула она Эллису, церемонно передавая ему невесту.
Уже супругами они прошествовали от алтаря под пение Марии Каллас, «O mio babbino caro» – тоже предмет для оживленных пересудов. Ее голос проводил их из церкви наружу, в пятнистый солнечный свет и в объятия немногочисленных друзей и родных. Это было прекрасно: чрезвычайно эффектно выстроенная сцена. Идея принадлежала Майклу и Энни. Все, что осталось в памяти, изобрели они, подумал Эллис. В безветренном воздухе конфетти падало там, куда его бросали, и на свадебных фотографиях плечи и головы собравшихся присыпаны розовым.
Он допил кофе и стал наблюдать за группой американских туристов, ищущих могилу Клайва Стейплза Льюиса. Вот сейчас они увидят указатель. Эллис встал, подобрал сумку и пошел, виляя меж могил, к буйству цветов по ту сторону дерева.
Смесь белых и желтых нарциссов была явно делом рук отца. Могилу покрывал густой ковер незабудок, еще не цветущих. Этот человек все понимает удивительно буквально. Эллис разозлился, хотя и знал, что зря – ведь отец совершил добрый поступок. Отец любил Энни. «Дочь, которой у меня никогда не было» – так он про нее говорил. Всегда наготове подходящий штамп. Эллис никогда не понимал, как цветы и забота сочетаются с припадками страшного гнева. Однажды, когда Эллис был помоложе, Кэрол начала объяснять, что отец – человек со сложным характером. Эллис послал ее в жопу – в первый и единственный раз. «Я это заслужила», – сказала она и больше не пыталась.
Он чувствовал себя виноватым. Потому и злился. Он не мог припомнить, когда последний раз навещал могилу. Он сел прямо на землю, хотя было сыро. Поставил розовые розы в центральную вазу – у них был вымученный вид, словно их выгоняли силой, раньше положенного времени. Маленькие, туго скрученные бутоны. Они будто до сих пор в шоке, подумал он, – ехали из самой Голландии в трейлере-холодильнике и еще не оправились. Имя на камне по-прежнему вызывало неверие и печаль.
Раньше он утешался, сажая цветы, которые она любила. Он вспомнил, что даже выбирал определенную тему – например, только красные цветы или что-нибудь в этом роде, пока до него не дошло, что олени-мунтжаки любят жрать яркие лепестки. Но он все-таки пришел сюда, и это главное. Сумел взглянуть в лицо голым надгробьям, то есть реальности. Он стал подслушивать разговор туристов у могилы К. С. Льюиса – они говорили о том, что он умер в тот же день, когда убили президента Кеннеди. Это правда. Но смерть Льюиса прошла незамеченной для мира, потому что мир оплакивал Кеннеди. Когда смотришь издалека, то картина меняется. Каждый месяц или чаще здесь появлялись новые могилы, украшенные яркими венками, и Эллис признавал чужую скорбь. Напоминание, что он и другие скорбящие – не одни.
Но потом воспоминания начали уплывать от него, и он запаниковал. Он стал звонить людям среди ночи.
– Что приготовила Энни, когда вы приходили к нам на ужин? – спрашивал он.
– Эллис! Ты знаешь, сколько времени?
– Что она приготовила?
Друг бросал трубку. И в конце концов растворялся вдали. Только Кэрол оставалась на связи.
– Элл?
Он слышал, как скрипят пружины, – она выбирается из постели.
– Элл, что такое?
– Энни. Она любила напевать, когда готовила, а я не знаю, что она пела. Кэрол, я не знаю, что она пела, мне нужно знать…
– Это Фрэнк Синатра, Элл. «Fly Me to the Moon»
[7].
– «Fly Me to the Moon»!
– И в середине всегда фальшивила.
– Фальшивила?
– Ну да, она вообще ужасно пела, я надеюсь, ты не обижаешься…
– О да.
– А помнишь, как мы вшестером ужинали в итальянском ресторане напротив лавки Мейбл?
– Смутно.
– Твой отец пил пиво, потому что не мог выговорить названия ни одного из тамошних вин.
Он засмеялся.
– Я зря над этим шучу. Кажется, это был ужин по случаю вашей помолвки…
– Да, кажется, именно так.
– Ты сидел посередине длинной стороны стола. А…
– Кто сидел рядом со мной?
– Майкл и Мейбл. А мы с твоим отцом и Энни сидели вдоль другой стороны. В ресторане играли попурри из песен Синатры. Все его лучшие вещи: «You Make Me Feel So Young»
[8]. «Under my Skin»
[9]. «New York, New York»
[10] – как раз тогда вы объявили, что поедете туда на медовый месяц. А потом заиграли…
– «Fly Me to the Moon», – сказал Эллис. – И Энни встала, она была пьяна и держала пустую бутылку как микрофон. И Майкл стал петь вместе с ней, верно?
– Ох, Элл, они были такие счастливые. Такие глупые и такие счастливые.
Эллис поднялся и отряхнул брюки. Взял свою сумку с продуктами и уже собирался пойти прочь, но вдруг остановился. Вытащил из вазы одну розу, подошел к могиле Льюиса и положил цветок на плиту. «От моей жены», – сказал он и двинулся к воротам кладбища.
Он сошел с автобуса на Джипси-лейн под низко нависшими тучами, грозящими внезапным дождем. Пакет растянулся от покупок – чего доброго, лопнет по дороге, подумал Эллис. В Южном парке было тихо, и можно было бы устроить себе приятную прогулку в сумерках, если бы не пакет. Эллис взял его в охапку и ускорил шаг.
