– Майки, так куда мы едем? – спросила Энни.
– Не скажу, – ответил Майкл, снова сложил карту и бросил под сиденье. – Все на борт! Кто последний, тот слабак.
Эллис впрыгнул в заднюю дверь – последним.
– Слабак, – дуэтом завопили они.
– Штурман, врубите, пожалуйста, музыку, – произнес Майкл.
Энни пошарила у себя в ногах, нашла кассетник и положила на колени. Майкл вручил ей кассету. На этикетке было написано: «Сборная в дорогу». Энни сунула кассету в магнитофон и нажала на пуск. Дэвид Боуи запел «Heroes»
[13]. Все трое завопили. Они открыли все окна и громко пели в летних сумерках, летя по знакомым дорогам Хедингтона. Майкл выехал на А40 и ускорился, и старый фургон задрожал от натуги и тяжести.
Через Эйншем, Бэрфорд, Нортлич.
Слушая Blondie, Erasure, Донну Саммер.
Через Бэртон-он-зе-Уотер и Стоу-он-зе-Уолд.
Слушая «Аббу».
Посреди песни «Dancing Queen»
[14] фургон вдруг изменил направление, но Эллис ничего не сказал. Он подался вперед и положил руки на плечи Майклу. А когда зазвучала «Take a Chance on Me», он вдруг сделал нечто необычное – запел соло, когда его пела Агнета как-то там. Когда песня кончилась, он сказал:
– Это Гарви меня научил.
И они закричали: «Гарви! Гарви! Гарви!» – и старый фургон затрясся, словно от смеха.
Небо уже теряло свет, и Эллис заметил, что Майкл украдкой взглянул на часы. Скоро на горизонте нарисовался узнаваемый силуэт родного города.
– Майки? – вопросительно произнесла Энни.
Он посмотрел на нее и ухмыльнулся.
Они возвращались через Саммертаун, через Сент-Джайлс. «Молчите, ни слова», – приказал Майкл, и они повиновались. Они смотрели на здания университета, освещенные, величественные, на пабы с толпами студентов у входа.
Майкл остановил машину у книжной лавки на Модлин-роуд. Они последовали за ним через всю лавку. На кухне было темно и тихо. Майкл открыл заднюю дверь. Они вышли в сад, освещенный десятками свеч, маскирующихся под звезды. Посреди этого созвездия стояли рядом две палатки, а за ними – большой надувной бассейн, в котором плавала одинокая лодочка с чайной свечой. Предельно просто, нелепо, прекрасно. Типичный Майкл.
– Позвольте проводить вас в ваши апартаменты. – Он провел их в палатку побольше. Внутри были два спальных мешка, соединенные молниями вместе. – Не желаете ли завтра утром совершить заплыв в озере? Если погода позволит, разумеется.
Они сразу переоделись в шлепанцы и джинсы с отрезанными штанинами. Вечер был прохладный, так что поверх футболок пришлось надеть свитера, и Эллис развел огонь в кругу из кирпичей. Тут открылась задняя дверь дома, и все повернули головы.
– А! – воскликнул Майкл. – Это цыганка с древних болот, зажигательница огней.
– Что-что? – переспросила Мейбл с бутылкой шампанского в руках.
– Глухая цыганка с древних болот, – повторил Майкл.
– Не болтай ерунды, – сказала Мейбл и открыла шампанское. У нее получилось не сразу.
Эллис раздал кружки, покрытые темным чайным налетом. Шампанское разлили по кружкам и произнесли три тоста.
– За вас двоих! – сказал Майкл.
– За нас! – сказала Энни.
– За то, чтобы ничего не изменилось, – сказал Эллис.
В тот вечер Майкл сбегал в итальянский ресторан через дорогу и принес спагетти с морскими гадами, которых никто раньше не пробовал. И с бутылкой красного вина в корзинке – «кьянти руффино».
– Вот это шик, – сказала Мейбл.
Наутро Энни и Эллис проснулись под шум дождя. Они снова задремали, обнявшись, чтобы защититься от промозглой сырости. Послышался звук открываемой задней двери, и по траве зашуршали шлепанцы.
– Тук-тук! – сказал Майкл. – Кофе!
Он расстегнул молнию на двери, и его сияющее лицо заполнило собой всю палатку.
– Смотри, какой он красивый, – сказала Энни.
– Невыносимо, – сказал Эллис.
– Ну-ка подвиньтесь, – сказал Майкл. По его лбу текла вода. – Один капучино и два эспрессо.
В кармане у него оказались итальянские плюшки, которые чудом не намокли.
Все утро они играли в «Скрэббл». За неприличные слова присуждалось двойное количество очков. Выиграл Эллис. На обед цыганка с древних болот принесла им сэндвичи с колбасой, а потом облака рассеялись, солнце протянуло к земле дымчатые лучи, и от палаток пошел пар. Энни помогла Мейбл разуться, и они вдвоем полезли пошлепать в бассейне. Мейбл сказала:
– Мы роскошно проводим время, как будто и не в Оксфорде.
– Вечером я опять зажгу свечи, – сказал Эллис.
– Обязательно, – отозвался Майкл.
Когда спустились сумерки, снова замерцали созвездия, Эллис сидел в бассейне, и деревянная лодочка качалась у его ног. Когда в воду влезли и Энни с Майклом, лодочка перевернулась.
– Я не желаю довольствоваться меньшим, – сказал Эллис, переводя взгляд с Энни на Майкла и обратно.
– Я тебе и не позволю, – сказала Энни.
– И я не позволю. – И Майкл протянул ему кружку с шампанским.
Эллис выпил шампанское.
– Напомните мне, где мы. – Он огляделся вокруг.
– В Греции, – сказала Энни. – Остров Скирос.
– Вон возвращаются с ловли рыбацкие лодки, – сказал Майкл. – Смотри. Видны их фонари – вон они, приближаются к берегу.
– Так какие у нас планы на завтра? – спросил Эллис.
– Те же самые, – ответила Энни. – Будем отвисать на пляже. Потом, может быть, круиз вокруг острова. Мы никуда не торопимся, верно? У нас куча времени.
Был Майский день
[15], и студентки вплели в волосы цветы. Эллис, уже без гипса, поехал на велосипеде через весь город по Сент-Олдейтс к реке. Впервые за весь день выглянуло солнце, и на бечевой тропе было людно.
Он свернул к Лонг-Бриджес, где река текла плавно и лишь иногда ветерок покрывал рябью гладкое зеркало за спиной у Эллиса. Он отъехал от моста – поближе к бетонированному берегу, уже скрытому густой колючей порослью, – и там разделся. Сначала ему было не по себе. Он сел на берег, свесив ноги в воду и сложив руки на коленях. Из-за деревьев донесся крик капитана гребной восьмерки, плеск весел – весенние звуки Оксфорда. Слева промелькнули по тропе отблески велосипедов. Эллис соскользнул в холодную воду, и ее прикосновение к нагому телу было как удар тока. Меж пальцев ног продавливалась грязь, и Эллис ожидал знакомого щекотания мелких рыбешек вокруг лодыжек, как когда-то давно. Он поплыл в фарватере у какой-то утки и вспомнил наслаждение от лучей солнца, бьющих прямо в мокрую руку. Он плыл, и к нему пришло воспоминание. Наверно, это было в последнее лето, проведенное с матерью. Он видел ее как наяву: она лежала среди толп загорающих на том берегу и смеялась. Она только что спросила Майкла, что он читает, и он показал ей обложку и сказал, что это «Листья травы» Уолта Уитмена. Они проходили гражданскую войну в Америке, и каждый должен был выступить в классе с чем-нибудь на эту тему. Майкл решил прочитать стихотворение о смерти Линкольна. Он сказал, что это непросто. И еще – что эту книгу когда-то запрещали из-за сексуальной тематики.
