«Ты как будто знала».
Открывается дверь лавки, звенит колокольчик.
«Извините, – говорит женщина лет сорока. – Я не помешала?»
«Конечно нет, Роза. Входи. Тебе что-то определенное нужно?»
«У меня составлен список».
«Расскажи».
«„Среди женщин“. „Будда из пригорода“
[32]. И та книжка Ингрид Сьюард про Диану»
[33].
«Хороший список», – говорит Энни.
«Так что мне покупать в первую очередь?» – спрашивает Роза.
«Позвольте мне спросить консультанта. Майки?»
«Именно в этом порядке», – отвечаю я.
«Согласна», – кивает Энни.
«Тогда „Среди женщин“», – говорит Роза.
Энни закрывает лавку раньше времени. Мы выходим на улицу, и я спрашиваю: «Он меня возненавидел?»
«Нет, – отвечает она. – Он на такое неспособен».
Мы идем, держась за руки, по Каули-роуд. Я говорю, что эти места переменились, и Энни спрашивает, как именно. Не знаю, говорю я, но знаю, что тут все стало другим. Может, это ты переменился, говорит она. Может, и так, соглашаюсь я. Наверняка так. Может, ты слишком много чего повидал на свете. Может, родные места тебе теперь кажутся тесными, мелкими.
Нет. Они не мелкие. Они замечательные.
Мы останавливаемся у лавки Мейбл.
Январь шестьдесят третьего. Идет густой снег. Я на заднем сиденье мини-такси мистера Хана. Машина ползет по этой улице. Дворники трудятся изо всех сил. Мистер Хан никогда в жизни не видел снега, поэтому едет медленно; в больших глазах – отражение чуда. Впереди нас плетется лошадь, запряженная в тележку старьевщика. Она приостанавливается и роняет конские яблоки, и мистер Хан вылезает из машины и подбирает их совочком в полиэтиленовый пакет.
«Зачем это?» – спрашиваю я.
«Для миссис Хан. Она это под ревень кладет».
«Правда? А мы свой поливаем заварным кремом».
«Ха-ха-ха, как смешно, незнакомый мальчик», – говорит мистер Хан и тормозит у овощной лавки. Сейчас начнется моя новая жизнь. У лавки стоит Мейбл. Она старая (хотя сейчас, из моего теперешнего возраста, не кажется такой уж старой). Мне одиноко и страшно, но я перестаю бояться, когда вижу у нее за спиной Эллиса. Запасные войска. Помню, я тогда подумал: «Ты будешь моим другом. Моим самым лучшим другом».
Помню, как открылась дверь машины и мистер Хан воскликнул: «Один обретенный внук и два полных чемодана книг!» И я вышел наружу, в снег. Потом Эллис спросил меня: «А что, они правда оба полны книг?»
«Еще бы он не спросил об этом, – смеется Энни. – И что ты ответил?»
«Я сказал, что книги только в одном».
Именно в ту ночь я впервые, мельком, увидел Дору. Она пришла забрать Эллиса, а я смотрел из окна своей спальни и поймал момент, когда они выходили из лавки. Я постучал в стекло. Дора остановилась у машины и подняла взгляд. Ярко-красная помада в белизне снежной ночи. Дора улыбнулась и помахала мне обеими руками.
Мы дожидаемся просвета в плотной полосе машин и бежим через дорогу.
«Ты готов?» – спрашивает Энни.
«Нет, если честно», – отвечаю я.
«Идем же», – говорит она, и мы идем рука об руку по Саутфилд-роуд.
На улице удивительно тепло, и я в кои-то веки счастлив. Просто вне себя от счастья. Мы останавливаемся на углу Хиллтоп-роуд, и Энни выпускает мою руку и идет прочь.
«Ты куда это?»
«Хочу дать вам обоим время подготовиться».
«Энни?»
Она идет, не оборачиваясь. Взмахивает рукой и уходит. Я остаюсь один. Наедине с годами. Взгляд притягивает фигура человека, работающего снаружи у гаража.
Как мало он переменился, думаю я. Рукава закатаны. Те же взъерошенные волосы, тот же лоб, нахмуренный в мучительных раздумьях – о том, как сделать полку в кухне, или о любви. Радиоприемник скрашивает одиночество. Он кладет доску на верстак. Вынимает заложенный за ухо карандаш, что-то отмеривает – раз, другой, – потом начинает резать. Визжит пила. В воздухе – взвесь опилок. Потом тишина.
Я трогаюсь с места и иду по дороге, слышно топая ногами. Он поднимает голову. Щурится. Заслоняется ладонью от солнца. Осенние лучи блестят на лобовых стеклах машин. Он ухмыляется. Кладет доску и медленно идет мне навстречу. Мы встречаемся на полпути.
«Я скучал по тебе», – говорит он.
В груди у меня раздается звук – словно ласточка, выбившись из сил, тихо падает на землю.
Эллис
Июнь 1996 года. Франция
Он стоит, делая набросок, у окна тихой комнаты на втором этаже. Руки и ноги покрыты ровным загаром, на лице – свежая борода. Глубокие морщины на лбу смягчились, волосы отросли длиннее обычного. Он уже пробыл тут шесть дней и каждый день недоумевает, почему не приехал раньше. На нем шлепанцы, поношенные шорты цвета хаки и бледно-голубая футболка с обтерханной горловиной, когда-то привезенная из Нью-Йорка.
Окно открыто, и доносятся песня цикад, визг ласточек и изредка шаги по тропе под окном. На том конце сада, в задней части за масом, воздух коробится от жары. Цвет неба пробуждает воспоминания, которые уже не причиняют боли.
Он смотрит на часы. Пора. Он откладывает альбом для набросков и выходит из комнаты.
Во внутреннем дворике никого нет. Со столов убрали после завтрака, и вода из фонтанчика шумно рушится в гранитную колоду. Он садится в тени оливы и ждет.
Шорох шин по гравию. Хлопает дверца. Невысокий седой мужчина – лет шестидесяти? – идет к нему, улыбается, протягивает руку.
– Мсье Джадд! – говорит он. – Простите, я опоздал…
Эллис встает и жмет ему руку:
– Мсье Крийон? Спасибо, что согласились со мной встретиться.
– Нет-нет, это ничего. Мне так жаль вашего друга. Конечно, я помню Monsieur Triste. Я тогда только первый год здесь работал. Идем.
Эллис идет за ним в прохладу конторы. Мсье Крийон открывает ящик стола и говорит:
