Кто его так? Славик застыл на пороге, не рискуя шагнуть на улицу. Других бандитов не видно, но дело не в них, хоть и отморозки, но не могли же разорвать своего товарища пополам в самом буквальном смысле…
Лера ойкнула, выглянув из-за плеча брата. Он испугался: не случилась бы опять с ней истерика. Но нет, сестра произнесла неожиданно жестко:
– Поделом гаду! Всех бы их так!
Пожелание ее, похоже, сбывалось – внизу, у больнички, тоже творились непонятные дела. Звуки пьяного разгула смолкли и доносились оттуда истошные вопли, иногда перекрываемые выстрелами.
– Оно движется! – взвизгнула Лера.
Тело лежало неподвижно, и Славик подумал было, что сестра тронулась умом от переживаний. Но мгновение спустя увидел и он.
Не то чтобы он раньше не замечал появившееся откуда-то толстое бревно, перегородившее улицу, но внимания не обращал, не до него… Лежит и лежит, не иначе бандюки приволокли, дверь вышибать.
А теперь разглядел: бревно оказалось живым! Да и не очень-то походило на бревно, если вглядеться.
По псевдобревну прокатывались судороги, словно вода шла толчками по широченному шлангу. А еще эта штука изгибалась, сдвигалась в сторону – и на земле, с которой она сползала, оставался влажно поблескивающий след. Ни начала, ни конца как бы бревна Славик не мог разглядеть, они скрывались в густой тени, отбрасываемой домами.
Он хотел сказать, что путь свободен и надо побыстрее уходить отсюда, обойдя загадочную штуковину, вполне возможно опасную. Хотел и не сказал: «бревно» вдруг ожило. А если и без того было живым, то проснулось. Резко, стремительно отпрянуло в сторону, изогнувшись дугой. Стену дома, оказавшуюся на пути этого движения, сотряс мощнейший удар. И стало понятно, как именно была выбита дверь.
Неведомое существо – Славик решил считать это существом – дернулось в другую сторону, на мгновение нависло над улицей полукруглой аркой, затем свилось кольцом. Затрещал сминаемый забор, в освещенной зоне наконец-то показался конец «бревна». Его и притаившихся за дверью ребят разделяло метров десять, не более.
Славик вглядывался в странное утолщение – голова? не похоже… – а потом сообразил: человек, обвитый этим. Ближе к концу «бревно» несколько утончалось, но совсем на нет не сходило, оставалось толщиной с ногу взрослого мужчины, а на самом конце снова немного расширялось. Человека буквально запеленали несколько витков чудовищной живой спирали, наружу торчали лишь голова и ноги… Он не кричал, не пытался вырваться – очевидно, был мертв или потерял сознание.
По телу (по хвосту? по шее? по щупальцу?) неведомого существа прокатилась судорога, витки сжались. Ноги человека дернулись, из распахнувшегося рта хлынула струя крови, нереально обильная.
Там погибал бандит, мародер и убийца, но Славик ощутил на миг совершенно неуместную жалость.
Кольца сжались еще туже и все закончилось: ноги больше не дергались, кровавая струя иссякла. Существо тут же ослабило хватку, тело выскользнуло на землю. Конечность чудища нависла над мертвецом, слегка раскачиваясь. Словно существо разглядывало убитого или раздумывало, что сделать с трупом.
И в этом ракурсе Славик разглядел кое-что на утолщении, венчавшем хвост-шею-щупальце. Отверстие, круглый провал диаметром с большую тарелку… Внутренние края провала усеивали большие и малые зубы, или клыки… короче, остроконечные выступы крайне неприятного вида.
Так ведь это же… Славик чуть не задохнулся от пришедшей в голову догадки, в самом буквальном смысле перестал дышать на пару-тройку секунд. Предположение казалось диким и невозможным, но его зримое подтверждение болталось перед глазами… А еще Славик вспомнил раскуроченный перемет и сообразил, кто и как сокрушил ловушки из бронепластика.
Зубастое отверстие с чмокающим звуком присосалось к окровавленной груди человека.
– Бежим! – крикнул Славик. – Пока она…
И они побежали.
2
– Зачем ты пришла? Сюда не принято приходить ни родным, ни знакомым. Только если вызовут или доставят. Как тебя вообще пропустили?
– А я пришла по официальному делу. Ознакомить его превосходительство генерал-майора Несвицкого с неким документом, лично подписанным Его Императорским Величеством. Ты не поверишь, но императорская подпись открывает многие двери… Даже ваши. Итак, знакомлю…
– Не надо, не доставай… Я представляю содержание. И все же лучше с такими документами знакомить дома… Дело все-таки семейное.
– Не смешно. Дома у тебя? Или дома у меня? Ты вообще прилетел на сутки – и собирался ли сегодня к себе домой? По-моему, нет… Ты когда там в последний раз был?
– Собирался, – соврал Несвицкий. – Извини за каламбур – для того, чтобы собраться. Я завтра улетаю на Елизавету.
– А по-моему, ты поедешь в космопорт прямо отсюда… Чтобы снова нырнуть в свое кровавое месиво. В надежде, что когда вернешься, все у нас как-нибудь рассосется…
– До сих пор рассасывалось… Что на тебя нашло? Я приезжал и уезжал, и никогда не спрашивал, с кем ты бываешь, когда меня нет. А ты не спрашивала меня. Потом я возвращался на фронт, или в Союз, а ты… в общем, ты лучше знаешь, куда и к кому возвращалась. Что случилось? Категорически не хочешь быть генеральшей?
Ей было тридцать шесть лет. Ее называли красавицей. Она родила от Несвицкого двоих детей, – действительно родила, и действительно от него, большая редкость для Эридана.
Их брак считали идеальным. Все – даже, как выяснилось, Император. И все ошибались. Брака не было. Брака не стало задолго до того, как Александр VI подписал прошение о разводе. Брак умирал постепенно, и Несвицкий не смог бы назвать точную дату, когда они стали чужими друг другу. Чужая женщина носила его фамилию. Чужая женщина растила их детей… теперь, наверное, только ее детей… Чужая женщина ложилась с ним в постель во время его редких и коротких приездов. Впрочем, постель была единственным местом, где – иногда, ненадолго, моментами – ему казалось, что отчуждение можно преодолеть. Что закончится война, и тогда все у них будет по-другому… По-настоящему. Но его война все не кончалась и не кончалась, даже во время перемирия. И теперь у них ничего уже не будет. Никогда.
– Твое генеральство тут ни при чем, просто так уж совпало… Дело в другом. Раньше мы жили в разных мирах, понимаешь? Даже когда ты приезжал, ты был там, большей своей частью, – там, у коммунистов… Меня это устраивало. Мне хватало той малой части, с которой я ложилась в кровать. Теперь мы в одном мире. Даже когда ты в отъезде, даже когда мы живем на два дома, – ты здесь. Ты ВЕСЬ здесь. Тебя стало слишком много для меня… Перебор.
Ирина помолчала. И продолжила иным тоном:
– У меня есть другой мужчина. И я хочу носить его фамилию. И хочу, чтобы мои дети носили его фамилию.
– Начала бы с этого… А то развела турусы на колесах.
– Ты дурак… И ничего не понял.
