Несвицкий дождался, когда закроется дверь за последним уходившим и произнес:
– Я прочитал ваше резюме по проблеме князя Игнатьева. И хочу, чтобы вы лично изложили свои доводы его сиятельству. А ваши предложения по созданию совместной управляющей компании можете опустить, мне они представляются несколько преждевременными.
– Охотно изложу, Михаил Александрович. Когда состоится встреча?
– Немедленно. Князь ожидает в приемной. Маленькая просьба: один узловой момент из резюме я изложу сам.
– Какой именно?
Несвицкий объяснил, какой, и нажал кнопку селектора, сказав дежурному офицеру:
– Пригласите князя.
Флаг-капитан Игнатьев-Центаврийский находился на Елизавете неофициально, получив двухнедельный отпуск для устройства личных дел. Соответственно, в завершившемся совещании не участвовал. Хотя Несвицкий мог его пригласить, как опытного военного специалиста и как человека, имеющего немалые экономические интересы на Елизавете. Но не пригласил, имелись на то причины. Мало того, князь минут сорок томился в приемной вице-губернатора – совещание закончилось позже, чем планировалось.
Судя по впечатлениям, оставшихся у Несвицкого после личных встреч с флаг-капитаном, тот должен быть сейчас весьма взбешен… И вице-губернатор надеялся при помощи Адабашьянца взбесить князя еще больше. На что опять-таки имелись веские причины.
Предчувствия не обманули – флаг-капитан ворвался в обширный вице-губернаторский кабинет лишь чуть-чуть медленнее, чем руководимая им эскадра легких крейсеров врывалась в боевые порядки флота мятежников.
– Что происходит?! – с порога загромыхал раскатистый голос князя. – Почему я должен сидеть за дверью, как школяр возле учительской, когда здесь обсуждается судьба моих рудников и поместий?!
– Добрый день, Сергей Анатольевич, – негромко произнес Несвицкий, проигнорировав вопросы. – Присаживайтесь, пожалуйста. Ведь вы знакомы с господином Адабашьянцем?
Игнатьев-Центаврийский приглашение сесть проигнорировал. Остался на ногах, надворного советника удостоил лишь взглядом, гневным и презрительным одновременно. Заговорил еще более резко, обращаясь исключительно к Несвицкому:
– Такие вот господа грабят меня, грабят среди бела дня, пользуясь покровительством всяких…
Побагровевший князь на мгновение замолчал, словно бы подбирая более точный эпитет. Несвицкий, воспользовавшись паузой, произнес еще спокойнее и тише:
– Сядьте. Впрочем, если вы не в состоянии вести беседу в подобающем тоне, я готов перенести ее на иное время. На следующий ваш отпуск, к примеру.
– Да… ты… – взбешенному князю не хватало воздуха и слов, он тянул с руки белую лайковую перчатку, та задралась, ползла медленно, неохотно.
Несвицкий оказался на ногах. Произнес чуть громче, но по-прежнему спокойно:
– Имейте в виду, Сергей Анатольевич, что все, происходящее в этом кабинете записывается. И если у вас появилось желание меня оскорбить, постарайтесь реализовать его вне стен этого здания. В противном случае я буду вынужден руководствоваться положениями Дисциплинарного устава, и мои секунданты пожалуют к вам не ранее чем через несколько месяцев. После вашего освобождения с гауптвахты.
Князь по ходу недолгой речи вице-губернатора продолжал терзать свою перчатку, но уже как-то вяло, без энтузиазма.
– Сядьте! – Несвицкий указал на полукресло. – И начнем этот разговор заново.
Князь постоял еще секунду – и уселся-таки именно туда, куда указал Несвицкий.
Адабашьянц на протяжении этой сцены демонстративно изучал свои ногти. Они у надворного советника были и впрямь на загляденье – длинные, ухоженные.
Сольная партия Вазгена Саркисовича началась позже, когда князь сумел изложить свои претензии несколько более сдержанно. Суть означенных претензий была проста: какого дьявола Министерство возвращенных территорий препятствует вступлению князя в права собственника его законных рудников и поместий?
Адабашьянц отвечал монотонно, сверяясь порой с экранчиком своего планшета. Слова надворного советника, полностью лишенные эмоций, подкреплялись ссылками на пункты и параграфы всевозможных документов.
Как известно, после признания пропавшим без вести князя Николая Игнатьева-Центаврийского и последовавшей спустя год смерти его отца, – наследников старшей ветви Игнатьевых не осталось, и Государь именным рескриптом передал княжеский титул младшей ветви, дабы не угас столь славный род, немало потрудившийся для империи.
Однако титул – это всего лишь титул, и факт обладания им отнюдь не означает, что к обладателю автоматически переходят права на земельную и иную собственность. По крайней мере, нигде в многочисленных законах и подзаконных актах Империи такая норма не прописана. С другой стороны, действительно имели место прецеденты: в ряде случаев при наследовании титулов по женской линии либо младшими ветвями фамилий происходило и наследование имущества – par d faut, по умолчанию.
Несвицкий подумал, что французское выражение Вазген Саркисович включил в свою речь преднамеренно, желая проверить реакцию князя. Реакция оказалась предсказуемой: свирепый взгляд, устремленный на Адабашьянца, рука, дернувшаяся в непроизвольном жесте… Флаг-капитан явно принадлежал к твердокаменным ястребам, считавшим французский язык достоянием лишь аристократической элиты. Но от каких-либо замечаний Игнатьев удержался, ибо в своих объяснениях надворный советник добрался как раз до самого интересного.
Адабашьянц продолжал: но в данном случае речь об автоматическом наследовании идти не может. Ибо законный наследник старшей ветви, Николай Игнатьев, признан не умершим, а всего лишь пропавшим без вести.
Флаг-капитан немедленно доказал, что и он к разговору подготовился, получив необходимые юридические консультации: сослался на статью Имущественного кодекса, согласно которой собственник, безвестно отсутствующий более десяти лет, приравнивается к умершему.
Адабашьянц притворно вздохнул: да, приравнивается. Но собственник, а не наследник. Вот если бы старый князь умер до исчезновения сына, и последний успел бы вступить в наследственные права, тогда… Однако случилось то, что случилось.
Наследник же может отсутствовать сколь угодно долго, и его право на наследство никак этим не умаляется, равно как и права его прямых потомков в случае смерти наследника.
С имуществом тоже не все обстоит однозначно… С одной стороны, владения Центаврийских на Елизавете по ряду признаков попадают под указ Его Величества о реституции. А с другой… С другой не все так просто. Многочисленные кредиты, полученные под залог земельных владений, так никогда и не были выплачены ввиду форс-мажорных обстоятельств. Ввиду тех же обстоятельств банки – и в первую очередь Императорский банк развития – не могли реализовать свои возникшие права на собственность, служившую залогом. До сих пор не могли. Теперь – могут. И, очевидно, реализуют, обратившись в суд, – как только власть на Елизавете окончательно перейдет от военной комендатуры к гражданской администрации и перестанут действовать чрезвычайные акты, регулирующие экономику прифронтовой зоны.
