Я бы не променял годы, проведенные в «Челси», ни на что. Там мне оказывали уважение, которого я не знал в «Вест Хэме» и которого не знал мой отец. Он точно вошел бы в сборную «Вест Хэма» всех времен. Он играл за клуб 20 лет, проведя при этом более 700 матчей. Когда ему было восемнадцать, он сломал ногу, но смог пробиться в состав, долгие годы выступал в основе, а после окончания карьеры стал ассистентом главного тренера.
Папа заслуживает того, чтобы его называли в одном ряду с Бобби Муром, Джеффом Херстом и Билли Бондсом. Я не сравниваю себя с отцом, но мне кажется, что фанаты могли принять во внимание его верность и отнестись ко мне по-другому. Но этого не произошло, а теперь и он не получает должного уважения.
Очень грустно и несправедливо, что папа, посещая «Аптон Парк», вынужден выслушивать гадости. Вместо того чтобы дать легенде, посвятившей клубу всю жизнь, спокойно посмотреть футбол, некоторые предпочитают клеймить его сына. «Скажи своему сынку, что он чертов иуда!» – лишь одна из тех вещей, которые его просили мне передать. Папа сдержался и не отреагировал, хотя парень и сам довольно быстро ретировался – а то быть беде. Все не должно быть так. Разве можно так с ним поступать? Что это за «болельщики», которые ведут себя так? Ненавижу. Меня можно называть как угодно, а отца оставьте в покое.
Какие бы у них ни были претензии ко мне, они не оправдывают такое отношение к моему отцу. Он провел всю карьеру в одном клубе, выиграл два Кубка Англии и подарил болельщикам одни из лучших минут их жизней. Меньшее из того, что они могут для него сделать – показать немного благодарности, но я ничего подобного не жду, как и они не должны ждать чего-то от меня.
Когда-то я старался выкинуть из головы то, что случилось 15 марта 1997 года, но в свете последующих событий это оказалось очень сложно. Мы играли на выезде против «Астон Виллы», и я вышел в стартовом составе. Матч получался рваным и очень тяжелым.
Спустя полчаса после начала я пошел в стык, но шипы застряли в газоне. Боль пронзила мою ногу – я сразу понял, что это перелом.
Физиотерапевт выбежал на поле, прочитал агонию на моем лице и увидел, в каком моя нога состоянии. Он позвал врача и людей с носилками. Я плохо помню эти минуты из-за ужасающей боли, охватившей мой разум. Однако я помню радость и аплодисменты, которыми меня провожал в больницу гостевой сектор «Вилла Парк».
Я провел в гипсе следующие четыре месяца, но мне повезло – я смог восстановиться за лето и был готов к началу следующего сезона. В это время я сфокусировался на лечении и отбросил весь негатив. Что же произошло в тот день в Бирмингеме, я узнал позже от друзей.
Я был в компании с несколькими парнями, которые ездили на матч с «Виллой». Мы немного выпили, и разговор зашел о моей травме и той игре, завершившейся нулевой ничьей. Они опасались поднимать эту тему, но признали, что некоторые болельщики «Вест Хэма» радовались тому, что я покидал поле – на носилках и в мучениях. Мои приятели извинились за это – им было противно делить трибуну с такими мстительными и злыми людьми. Я просто не мог поверить в то, что слышу. Я знал, что не нравлюсь определенной группе болельщиков, но никогда бы не подумал, что они могут радоваться моей травме. Меня тошнило. Мне было всего восемнадцать – каким нужно быть трусом, чтобы так обращаться с 18-летним игроком?
Это были взрослые люди – но в их глазах можно было увидеть лишь ненависть.
Я пытался не показывать, как сильно на меня подействовал их рассказ. Большинство моих друзей – ближайших и просто приятелей – ходили на все матчи «Вест Хэма», и я спросил их, что обо мне думает большинство болельщиков: «Будьте честны. Я хочу знать». Оказалось, что рядом с каждым из них сидит по меньше мере один парень, поливающий меня на протяжении всей игры. У кого-то был всего один такой сосед, у других – большая часть сектора. Я не был удивлен. Мама и тетя Сандра ходили в ВИП-ложу, и даже там слышали оскорбительные тирады в исполнении одного придурка в нескольких рядах за ними. Маму и тетю Сандру легко узнать, и он хорошо понимал, что делает. Мама вставала со своего кресла и метала гневные взгляды, чтобы смутить, но он все продолжал.
Несмотря на то что мама устала от этих нападок, она не пропускала ни одной игры, а я несколько раз искал этого мужика после игр, но он уже был далеко. Но я не забыл о нем, как и папа. Обычно он не показывает эмоции после моих голов. Он давно научился оставаться спокойным – тем более что на выездных матчах «Челси» ему часто приходится сидеть с фанатами соперника. Мама рассказывала, что всего раз видела празднование гола в его исполнении – когда в январе 2006 года я забил с полулета в игре на «Аптон Парк». Они сидели в ВИП-секторе. Папа вскочил на ноги, сжимая кулаки, и медленно повернулся, чтобы все вокруг как следует его рассмотрели. Думаю, что эта акция была направлена против того парня, который доставал маму и Сандру, но не важно, был ли он на трибуне. Послание папы было более важным: он хотел показать, что семья для него на первом месте.
Конечно же, в тот день меня освистывали, осмеивали и оскорбляли – обычное дело. Крики раздались, как только автобус «Челси» припарковался возле «Болейн Граунд». «Жирный Фрэнк!», «Иуда!», «Бессмысленная трата» и все такое. Меня забавляет, когда фанаты «Вест Хэма» пытаются оправдать свою ненависть ко мне моим переходом в «Челси». Сколько раз я слышал от них, что меня освистывают только за то, что я предатель. Я смеюсь, читая в прессе про «фанатов, обратившихся против своего бывшего любимца».
Чушь собачья, я никогда не был их любимцем. Меня освистывали практически каждую неделю на протяжении долгих лет. Сейчас они создают миф о том, что в отношении ко мне виноват лишь я сам. Если бы это было так, то я понял бы их чувства. Но все наоборот – мой переход – это следствие их поступков. Они могут это отрицать и отрицают, но я знаю, что произошло на самом деле, и не я один.
После церемонии награждения лучшего футболиста мира 2005 года в Женеве я ужинал с Ианом Райтом, участвовавшим в ней. Мы вспоминали наши вестхэмовские деньки, и он заговорил об отношении фанатов ко мне. Так странно: иногда я оглядываюсь назад в прошлое и не верю, что все действительно было так плохо, как мне запомнилось. Но потом кто-то вроде Райти дает мне взгляд со стороны, и я понимаю, насколько все было беспросветно.
Произошедшее сделало меня крепче. Теперь я лучше справляюсь с разочарованиями, а мое стремление к успеху стало еще сильнее из-за того, что я пережил в прошлом. Это видят и остальные. Рио в разговорах со мной и с журналистами говорил о том, через что я прошел, и как это помогло мне стать лучшим игроком и более сильным человеком. Мне кажется, я смог завоевать уважение тех, кто в те годы был рядом со мной, тем, как себя вел. Они думали, что я не справлюсь, но у меня получилось.
Даже сейчас мне сложно проследить корни этой проблемы: как все началось, почему стало хуже и как достигло такого градуса, как сейчас. Я пришел в команду, сражавшуюся за право остаться в премьер-лиге. Мы сражались за выживание, и война не бывает красивой. Я был готов к борьбе, но еще не был достаточно физически и морально силен, чтобы справляться с этим давлением. Для Рио все было по-другому. Его игре была свойственна естественная грациозность, благодаря которой его прозвали новым Бобби Муром. Рио работал так же много, как я, но его игра лучше принималась фанатами из-за того, что его талант был более очевидным. Я обладал способностями, но понимал, что во мне не было чего-то столь особенного, что бросалось бы им в глаза и заставляло бы их кричать: «Ого, вот это талант!»
