– Насколько полно вы контролируете корабль, лейтенант?
– Могу совершать несложные маневры, вести огонь всеми орудиями главного калибра и, при необходимости, ракетным и торпедным оружием, господин адмирал. Системы ПВО переведены в полностью автоматический режим. В целом боевые повреждения не критичны, но под атаку торпедоносцев кораблю лучше не попадать.
– Примите координаты места в строю. Вы назначаетесь командиром… Как бы вы хотели назвать корабль, лейтенант?
– Титан, господин адмирал, – чуть подумав, ответил десантник, – Это место, где я родился и вырос.
– Ну что ж, лейтенант Лавров, это название отлично подходит для ВАШЕГО корабля.
***
Когда я включил маршевые двигатели и неуклюже занял место в боевой формации остатков пятого ударного флота, среди кваргов произошло замешательство. Несколько минут их корабли перемещались без всякой системы, а потом лихорадочно выстроились в боевой порядок и пошли в атаку. От их неспешности и размеренности не осталось и следа.
Я проверил боезапас к основным орудиям и удовлетворенно хмыкнул. Снарядов еще хватало. От адмирала пришел приказ сосредоточить весь огонь на наименее поврежденном линкоре противника, и как только безумная, на мой человеческий взгляд, прицельно-навигационная система линкора захватила цель, я отдал команду башням главного калибра открыть огонь.
Расстояние было еще слишком большим, и точность стрельбы оставляла желать лучшего, но двух попаданий я все же добился. Линкор, конечно, не эсминец, и даже такой тяжелый снаряд, как мой, не мог разорвать его в клочья с одного попадания. Корабль противника содрогнулся, рыскнул на курсе, но ход не потерял и из боя не вышел. Из нашего флота стрелял пока только я. Для остальных кораблей расстояние до целей все еще превышало возможности их орудий.
Кваргов как будто подменили. Вместо агрессивного, но вместе с тем расчетливого и умного врага перед нами появился разъяренный зверь, бросающийся на противника не считаясь ни с чем. Что-то, видимо, очень важное для противника означал захват их могучего флагмана людьми, и кварги готовы были заплатить любую цену за то, чтобы не оставить этот уникальный корабль в руках врага.
Противник шел в атаку в классическом для него построении. Впереди неким подобием диска выстроились линкоры и наименее поврежденные крейсера. Вторым эшелоном шли корабли поменьше или с более серьезными повреждениями, а еще дальше под охраной эсминцев и корветов двигались авианосцы. По кораблям адмирала Нельсона никто не стрелял. Весь огонь кварги сосредоточили на моем линкоре, и, несмотря на мои не слишком изящные попытки маневрирования, Титан постоянно содрогался от попаданий тяжелых снарядов. Далеко не все из них пробивали броню, да и те, что пробивали, вызывали разрушения не самых жизненно важных отсеков, прилегающих к обшивке. Тем не менее, эти попадания выводили из строя все больше зенитных орудий ближней обороны и пусковых шахт ракетного и торпедного вооружения. Мой корабль становился все более уязвимым в ближнем бою, и я все четче осознавал, что подпускать кваргов близко нельзя.
– Господин адмирал, – обратился я к Нельсону, – прошу разрешения перенести огонь на авианосцы противника. Дистанция позволяет, а если они выпустят авиацию и прорвутся к Титану, мне будет практически нечем их встретить.
– Двадцать процентов орудий главного калибра можете задействовать для борьбы с авианосцами. Остальными продолжайте подавлять линкоры противника, – почти без паузы ответил адмирал, – второму дивизиону эсминцев обеспечить защиту линкора Титан от возможной атаки авиации противника.
Такое решение было весьма спорным, я помнил, что стало с эсминцами кваргов, попытавшимися остановить наши истребители под огнем тяжелых кораблей, но сейчас кварги будто ослепли. Они не видели перед собой ничего, кроме своего бывшего флагмана, и Нельсон решил рискнуть.
Расстояние до противника сокращалось. Необстреливаемые врагом линкоры Нельсона вели огонь, как в тире, даже не маневрируя. Вымпелы противника гасли на тактической проекции один за другим, но мой линкор подвергался все более интенсивному избиению. Из десяти огромных башен главного калибра в строю осталось семь. Многократные попадания в уже проломленные участки обшивки приводили к все более критическим повреждениям, и, несмотря на многократное дублирование наиболее важных узлов и механизмов, линкор все хуже слушался управления. Я прекратил попытки маневрирования, поскольку на такой дистанции они уже не приводили к снижению эффективности вражеского огня.
Один из авианосцев противника я все-таки сжег. Не знаю, куда попал мой снаряд, но корабль кваргов вспух изнутри яркой звездой, превратившейся через секунду в облако слабо светящегося газа и пыли, быстро рассеявшееся в космическом вакууме. Тем не менее, два других авианесущих корабля сумели выпустить торпедоносцы и истребители, несмотря на полученные повреждения. С этого момента авианосцы перестали быть мне интересны, и, не дожидаясь приказа, я перенес огонь стрелявших по ним орудий обратно на тяжелые корабли противника. Впрочем, линкоров у кваргов практически не осталось, если не считать еще более-менее сохранившие изначальную форму руины трех кораблей, продолжавших лететь в нашу сторону неуправляемыми грудами металла, изредка озаряющимися вспышками выстрелов немногих уцелевших орудий.
С оставшимися в строю силами кваргов уже вполне могли справиться сохранившиеся корабли пятого ударного флота, но сейчас меня волновали не крупные вымпелы врага, а торпедоносцы. Их оказалось неожиданно много. То ли кварги держали эти машины в резерве, то ли просто не нашли до настоящего момента им применения в этом бою, но сейчас к Титану приближалась волна из пятидесяти пяти торпедоносцев, прикрытых сотней истребителей. Я сильно сомневался, что приданный мне в охранение дивизион из десяти эсминцев с ними справится.
Адмирал Нельсон тоже это понимал.
– Капитан Лавров, отмена предыдущих целей. Ставьте заградительный огонь против авиации противника. Главным калибром.
Жест отчаяния. Не предназначен главный калибр для борьбы с москитным флотом. Нет, когда пушек действительно много, как, например, у меня сейчас, какой-то эффект, несомненно, будет, но средство это против истребителей и торпедоносцев все равно совершенно негодное.
– Господин адмирал, – стоять на месте и ждать начала избиения мне совершенно не улыбалось, – разрешите совершить маневр уклонения в сторону северного полушария Барнарда-3. Там еще сохранились три орбитальных крепости. Если я успею укрыться за ними, авиацию кваргов ждет горячий прием. С высокой вероятностью все вымпелы противника последуют за мной, и вы сможете вести по ним фланговый огонь.
В стандартной ситуации мое предложение выглядело рискованным, но Нельсон прекрасно видел, что кварги вцепились в мой Титан мертвой хваткой и игнорируют все остальные цели, поэтому он решил принять этот риск.
– Разрешаю, – ответил адмирал, – Второму дивизиону эсминцев следовать за Титаном и обеспечивать прикрытие от торпедоносцев противника.
Двигатели линкора повреждений не имели, и хотя энергетическая установка выдавала только семьдесят процентов мощности, маневр получился достаточно резвым. Все-таки кварги оснастили свой новый корабль всем лучшим из последних разработок, и это чувствовалось. Конечно, линкор не мог тягаться в ускорении с истребителями и торпедоносцами, но не использовать этот шанс я не мог. Хотя шанс, честно говоря, выглядел весьма сомнительным. По всем расчетам я не успевал. Это понимал я, это понимали и кварги. Тем азартнее они преследовали пытающийся ускользнуть бывший флагман своего флота. Однако я, который бригадный генерал Дин, не зря не любил космос, предпочитая ему планеты, все же они мне роднее и ближе. Я не стал огибать Барнард-3 по широкой дуге, а направил гигантский корабль в атмосферу.
