С самого первого мгновения, как только раковина Дальних сомкнулась вокруг них, Сигрлинн пыталась перебить направлявшие движение чары пленителей. Миг, когда ей показалось, что она смогла-таки рассоединить незримые зацепы и выступы, словно в сложном часовом механизме, обжёг её свирепой радостью хищника, после долгой погони вонзившего клыки в шею жертвы и ощутившего чужую горячую кровь.
Однако полностью подчинить кокон собственной воле она не смогла. Неведомо как, но он разделился, оставив чародейку в одиночестве; то, что должно было направить его бег к границе Упорядоченного в тех местах, куда Дальние пока не добрались, рассекло раковину надое.
Она продолжала бороться. Пусть в одиночестве, но она должны выбраться отсюда; пусть не так, как наметила изначально, пусть не оставив Дальним задуманного ею сюрприза, но выбраться!..
В пламени Хаоса, бушевавшем снаружи, тонуло всё, и Сигрлинн вдруг осознала, что не знает, куда направлять кокон. Все направления утратили смысл; здесь не было земной тяги; здесь безумствовала дикая, ни во что не воплощённая сила.
Куда править?
Сигрлинн ощущала растущие ужас и панику. Кто знает, сколько продержится эта ракушка; и что будет, если она распадётся?.. Она сама, её суть, естество Истинного Мага достанется вечно голодному Хаосу, а это значило только одно – полное её уничтожение.
Распад и растворение в огненном море, которому нет ни конца, ни края, которое всегда было и всегда будет.
…Она боролась, пытаясь восстановить в памяти ощущения движения. Всё же Упорядоченное было реальным, и реально граничило с Хаосом. Учитывая его громадность, можно было считать, что почти половина путей приведёт кокон обратно, где он сольётся вновь с барьерами Творца.
Почти половина, чуть меньше. Другая же уведёт Сигрлинн в глубины Хаоса, где она… нет, об этом лучше даже и не думать.
Двигается ли она или стоит на месте? Нет, неверно – в Хаосе нельзя «стоять на месте», тут не бывает «покоя», только вечное бессмысленное движение.
Здесь не с кем вести переговоры, нет места цветистым и искусным речам, столь часто звучавшим под сводами Замка Всех Древних.
Она не могла решиться. Чёрное пламя сочилось внутрь, тянулось к ней, пыталось вобрать в себя, растворить, сделать частью себя; и всё-таки Сигрлинн медлила.
Почти половина путей ведёт в Хаос. Половина.
Вокруг царило слабое зеленоватое свечение – тусклые стены кокона, словно сотканные из обретшего гибкость кристалла Дальних.
И столь же чёрное, как и пламя Хаоса вокруг, отчаяние овладевало сознанием чародейки.
Она ошибётся, она опять ошибётся. Как ошиблась в Асгарде, как ошиблась с О́дином, как ошиблась с… Последнее время у неё совсем ничего не получалось, и даже под Иггдрасилем её спасла не кто иная, как Райна. Хотя – как спасла? Они ведь угодили к тем самым Дальним, от которых бежали.
Всё бессмысленно.
Её интуиция, интуиция Истинного Мага, давала сбой за сбоем, Сигрлинн больше не верила самой себе.
Какой бы выбор она ни совершила сейчас, он окажется ложным и гибельным.
Кокон медленно дрейфовал в ближних пределах Хаоса, волшебница ощущала, как медленно, но, верно, истончается его броня. Дальние не собирались отправлять своих пленниц в долгое путешествие.
Замерев, Сигрлинн плыла сквозь бездну – а может, стояла на месте. Половина путей ведёт к неотвратимой гибели, и, страшась ошибиться, она не делала ничего.
* * *
Хедин, переставший быть Новым Богом и хранителем Упорядоченного, шагнувший в бездну Неназываемого и слившийся с сингулярностью, проваливался сквозь сущее. Здесь оно переставало быть.
Красивое слово «сингулярность» означало конец всех и всяческих законов, смыслов, упорядочиваний.
Здесь должен был царствовать хаос ещё более хаотичный, чем омывавший стены вселенной океан; однако Хедин продолжал существовать и проваливаться всё глубже.
Проваливаться в истинную изнанку мира, в оборотную сторону и Упорядоченного, и Хаоса вокруг него.
Это была дорога Неназываемого, почему-то закрытая для него, дорога в невообразимые области иномирья, инобытия с совершенно иными законами.
И отсюда он чувствовал Сигрлинн, вышвырнутую в море Хаоса, пленённую им, стиснутую чарами. Она перестала быть частью Упорядоченного, её уносило прочь, словно утлую лодочку свирепым штормом.
Хедин оглянулся, если можно это так назвать. Он не имел сейчас ни глаз, ни головы, ни тела, но воспринимал всё самой своей сущностью.
Может ли он вывести отсюда Неназываемого? Может ли каким-то образом спасти, удержать, сделать так, чтобы прибило бы обратно кокон Сигрлинн? И какова будет цена?
За ним бурлила чернота; чёрный свет, чёрное движение, незримое, но всё-таки различимое. Словно бы туша Неназываемого ворочалась во мрачном логове, но не было никакого логова и никакой туши, а только клубок совершенно чуждых материи Упорядоченного сил.
И всё-таки он попытался. Если Сигрлинн ступила в Хаос – то уж, наверное, сделала это не по незнанию или недомыслию; а вот кто знает, представится ли ещё возможность потянуть за собой вечно ненасытное чудовище, проклятие их с Ракотом?
Души окружали сущность Хедина, нематериальную, но способную мыслить и помнить; они сделались его новым «телом». Шёпот бесконечного множества голосов отражался в нём, словно каждая из душ торопилась поведать другим свою историю; множество языков, наречий, судеб.
Познавший Тьму скользил сейчас словно бы между и Упорядоченным, и Хаосом, они расступались перед ним, сходились вновь. Он чувствовал жар чёрного пламени, биение схлёстывающихся волн, сжатий и расширений Хаоса, скоплений и пустот, возникавших и тотчас оборачивавшихся своей противоположностью. В кипящем и бурлящем месиве смутно ощущались инородные вкрапления – где-то в невообразимых далях; и он понимал, что это – иные Упорядоченные.
А ещё здесь, в Хаосе, была Сигрлинн, и чёрное пламя жадно обнимало её.
Познавший Тьму тянулся к ней всем существом, всем Пламенем Неуничтожимым, столь щедро пожертвованным ему душами.
Ему казалось, что он неподвижен, но всё вокруг скользит, движется, и бывшее Неназываемым удаляется тоже. Хедина тянуло туда, где скользила Сигрлинн – словно под толстым слоем льда, в тёмной воде.
А может, это он сам был подо льдом.
Он пытался осмыслить окружающее и не мог. Здесь всё было неопределённо и текуче, но не так, как в Хаосе. Реальности сходились в одной точке и вновь расходились, в одном месте разом могло соединяться множество несоединимого; здесь была живая сила, но совершенно разупорядоченная, не текучая, пребывающая словно в вечном сне.
Познавший Тьму по-прежнему ощущал себя Познавшим Тьму, однако его человеческое словно бы отступило в тень, перестало быть привычным, обратившись лишь бестелесной памятью.
