– Выходит, вы коллекционер? – Что может пожелать коллекционер? Доспехи? Яйцо Фаберже? Райан покосился через заросли. – Попробуйте потянуть.
– Ага. – Рывок. – Нет, не совсем, я покупаю в интернете всякие коллекционные штуки и перепродаю. Обычно, – рывок, – посылки оставляют в почтовом ящике, но зайцелопа не влезла, ее положили у ворот, а я не смогла затащить… Ага! Пошло! – Зайцелопа с хрустом втянулась в листву. – Спасибо!
– А почему посылки не доставляют к двери?
Повисла тишина. Райан решил было, что женщина ушла, но она выглянула вновь, и на ее лице появилось бунтарское выражение.
– А нет двери, – без затей сказала она. – Пять лет назад я заложила ее кирпичом. И засадила тут все гречишником, чтобы люди вообще не могли разглядеть ворота. Без приглашения меня никто не найдет.
Райан подумал о перепалке на стоянке, о разрисованных бутылках молока, об издевательствах в школьном дворе, о булькающих плакатах.
– Крутотень, – прочувствованно сказал он.
Женщина вздохнула.
– Миссис Зайцелопа продемонстрировала то, что я и так знала. Надо подрезать заросли, чтобы можно было выбраться, если, скажем, дом загорится.
– Ну… – «Думай! Думай, как Джош!» – Знаете, я подрабатываю, помогая людям в саду. Понимаете, стоит жара, надо поливать растения, и все такое… В общем, хожу по домам и спрашиваю, кому нужна помощь.
– Правда? Будет здорово, если ты мне поможешь… – Снова повисла особая, непокорная тишина. Женщина лизнула царапину на руке. – Мне через пару дней доставят секаторы, в общем, если заглянешь, то мы вдвоем попробуем одолеть это чудовище. Как тебя зовут?
– Райан.
– А я Кэрри. Увидимся, Райан.
На прощание она помахала двумя пальцами в толстой хозяйственной перчатке.
– Ловко, – только и сказал Джош, но улыбка друга чуть не заставила Райана взлететь в небо.
По дороге домой Челли поделилась подслушанными мыслями Кэрри, по большей части про зайцелопу и заросли. Донна стискивала зубы каждый раз, когда Джош, не прикасаясь руками, переключал радио или менял громкость.
По возвращении Райан обнаружил, что записка так и лежит на столе. Он скомкал ее и швырнул в ведро. За ужином его подозрения подтвердились. Никто не заметил его отсутствия, что само по себе было неплохо. Он жевал цветную капусту в сырном соусе и размышлял о замке, окруженном рвом и живой изгородью.
Через несколько часов, когда семья готовилась отойти ко сну, зазвонил телефон. Подняв трубку, Райан едва узнал голос Челли. Девочка билась в истерике.
– Райан! Что делать? Показывали по местным новостям! Уилл Рютерс на мотоцикле попал в страшную аварию, он в больнице, сильно пострадал…
– Челли, ты где? – Райан различил на фоне шум машин.
– Я… сбежала из дома, пришла в больницу, чтобы его увидеть… Но она меня выследила, и я спряталась в телефонной будке у «Подвальной распродажи» и боюсь выходить, вдруг она меня поджидает…
– Она? Кто она?
– Ой, Райан, она идет, она… – Челли пискнула, и в трубке раздался влажный хруст, будто ее выдирают из рук. Вскоре Райан услышал сухой, трескучий голос. Мисс Госэмер победила в схватке за телефон.
– Это мальчишка Латимер-Стоунов или Дойлов?
Райан задержал дыхание. Он слышал, как давится Челли, пытаясь вдохнуть горлом, перехваченным астмой.
– Я знаю, что это один из вас. Имейте в виду, я слежу за вами всю неделю. Я видела, как вы влезаете в чужие мысли и выдаете их людям, как излучаете зло, поражающее все вокруг, видела проклятые глаза, которые вам дал ваш мерзкий владыка. Остальные считают вас детьми, но меня не проведете! Вы, все трое, – порча, грязь, и прежде чем вы отравите жизни невинных людей, я отправлю вас назад в ад.
Лязгнуло, и телефон онемел.
Дрожащими руками Райан набрал номер Джоша, но тот не ответил. Мальчика трясло. Трубка холодила пылающую щеку.
«Она знает. Мисс Госэмер все знает. Челли, почему ты нас не предупредила? Ох, Челли, а ведь наверняка предупреждала».
– Челли, я иду на помощь, – сказал Райан в глухую трубку и положил ее на аппарат.
Глава 18. Мертвые листья
Райана не волновало, услышат ли родители, как он хлопает дверью. Под вечер похолодало, и на бегу мальчик выдыхал маленькие облачка пара. Он ощущал только легкость и чистоту, как будто искупался в ледяной воде. Руки дрожали, он не знал, что будет делать, но где-то задыхалась Челли.
Он пробежал четыре улицы, пока с облегчением не увидел огни больницы. Но, как это бывает с большими зданиями, больница казалась ближе, чем была на самом деле. Когда он добрался до дверей с яркой сине-желтой вывеской, у него сильно кололо в боку.
Он сам не знал, чего ждет, – может, мисс Госэмер уже превратилась в мумию кошки и куда-то тащит Челли в зубах. Вместо этого он увидел, как они бок о бок сидят на лавочке под фонарем. Челли согнулась над ингалятором, а мисс Госэмер ласково и ободряюще положила руку ей на плечо.
Райан резко остановился. В жизни он не чувствовал себя таким идиотом. Мисс Госэмер – никакое не чудовище, да и какой взрослый человек будет продолжать сердиться, когда у него на глазах от ужаса и астмы задыхается робкая двенадцатилетняя девочка. Они спокойно разговаривали, а он, как обычно, оказался никому не нужен.
– …если бы у меня была дочь, ей было бы столько лет, сколько твоей матери, – говорила мисс Госэмер, и ее слова падали легко и тихо, как сухие листья.
Райан замер. Ему показалось, что шарканьем кроссовок он испортит этот трогательный момент.
– Знаешь, – продолжала мисс Госэмер, – иногда я представляю себе, какая у меня могла быть внучка. Твоего возраста. С золотисто-рыжими волосами, как у меня когда-то, курносая, как моя мать. С большими серыми глазами. В моей семье у всех серые глаза. На ней зеленые атласные туфельки с ремешком. У меня были такие на выход. Я бы ей тоже купила. Веснушки на лбу и на руках, потому что она целыми днями играет на солнце. Она жизнерадостная. И я знаю, если открою глаза, она будет сидеть рядом, болтая ногами и улыбаясь. А потом я открываю глаза, и ее нет. – Голос пожилой женщины изменился, обрел свинцовую тяжесть. – Нет, вместо нее ты. Вместо моей красавицы – ты. Ты, а ведь у тебя нет никакого права на жизнь. Ты занимаешь ее место.
Глаза Челли были широко раскрыты от ужаса, руки, державшие ингалятор, дрожали. Из горла вырывались придушенные икающие звуки, сопровождающиеся жуткими всхлипами. Ничего не кончилось. Никто не успокоился.
– Что хуже всего, твои родители – такие хорошие люди, и они понятия не имеют, кто ты. Рано или поздно, конечно же, я расскажу им. Не могу позволить, чтобы хорошие люди жили в одном доме с такой, как ты. Они не должны дышать с тобой одним воздухом. Ты только представь себе, как я боюсь той секунды, когда они узнают о тебе все. С каким ужасом будут на тебя смотреть.
