– Совсем ничего? Ничего о твоей жизни, о том, как ты попала в Каверну, кто тебя сюда привез?
Неверфелл медленно покачала головой. Правда ли это? Неужели она на самом деле пришла снаружи? Она вспомнила любопытное видение, которое ей подарил Стакфолтер Стертон, – лесной пейзаж. «Цветы мне по пояс, как будто я совсем маленькая. И Стертоны говорят о вещах, о которых ты знаешь, но не отваживаешься подумать о них или просто не помнишь. Возможно ли, чтобы когда-то я гуляла по тому лесу, давным-давно, в далеком детстве? Или это просто сон, не имеющий отношения к моему прошлому?»
Она не знала наверняка, но единственное, в чем была уверена, – что мастер Грандибль семь лет прятал ее от всего мира. Если она явилась снаружи и если Грандибль всегда это знал, тогда понятно, почему он заставлял ее скрывать лицо. Но кого он пытался защитить, Неверфелл или себя?
– Что будет с мастером Грандиблем? – спросила она.
– Судя по всему, ничего хорошего. Есть строгие правила, касающиеся чужаков. В конце концов, существует опасность перенаселения или заразы. И он с первого взгляда должен был понять, кто ты, даже если ты сама не знала. Он опытный мастер-сыродел, сведущий в сотнях ритуалов, а Каверна должна защищать свои тайны. Так что… скорее всего, тюрьма. Или рабство по соглашению. А может, даже казнь.
– Казнь? – в ужасе вскрикнула Неверфелл.
– Ты и правда хочешь защитить его, да?
Неверфелл поколебалась, а потом яростно кивнула.
– Хорошо. Способ найдется. Вот что тебе нужно сделать. Скажи следователям, что ты берешь на себя полную ответственность за свое нахождение в Каверне, и тогда никого не накажут, кроме тебя, – согласно параграфу сто сорок девять закона о масках и проникновении. Потом расскажи им все, что помнишь о прошлом. Потом – как ты попала в беседку мадам Аппелин, только не выдавай тех, кто тебе помог. Объясни, что это были случайные люди и что ты берешь на себя ответственность за их действия. Только так ты сможешь защитить их всех – и себя.
– Они действительно позволят мне это сделать? – спросила Неверфелл, не смея надеяться.
– В этом случае, полагаю, да, – ответил незнакомец. – Не думаю, что они так уж хотят арестовать мастера-сыродела Грандибля. Он просто откажется выходить, и им придется осаждать его убежище, а это… хлопотно. Но если они позволят тебе взять вину на себя, то смогут связать тебя договором, выставить на продажу и еще подзаработать.
– Но я не хочу, чтобы меня продали!
Слуги, проданные по договору, считались немногим лучше рабов, и ходили жуткие истории о том, как на них испытывали Вина и опасные помады.
– Не волнуйся. Когда тебя выставят на продажу, я тебя куплю. Меня зовут Максим Чилдерсин, я глава семьи виноторговцев Чилдерсин, и я могу только посочувствовать тому, кто захочет посоревноваться с моим кошельком.
Чилдерсин. Неверфелл слышала это имя. На самом деле в Каверне не было людей, которые бы его не знали. Семья Чилдерсин делала Вино уже лет триста и владела виноградниками по всему надземному миру. Они – повелители памяти, они могли отнять ее у вас, но могли и вернуть. Они делали Вино, чтобы вы могли в мельчайших подробностях вспомнить лицо своей давней любви или забыть отдельные главы книги, чтобы с удовольствием снова ее перечитать.
Неверфелл затопило надеждой, смешанной с облегчением. Принадлежать семье виноторговцев – это явно лучше, чем болтаться в клетке и ждать, когда тебя убьют. Однако оставались детали плана, которые она не до конца понимала.
– Но… если ваша семья делает Вино… зачем вам подмастерье сыродела?
– Потому что ты самое интересное создание, которое я видел за многие годы. Позволить тебе сгнить в тюрьме или скитаться в далеких пустошах – непростительная трата потенциала. То, что тебя столько лет держали взаперти в сырном чулане, – ужасное преступление, и я не позволю этому повториться. Ты понимаешь, о чем я говорю? Я напишу мастеру Грандиблю, чтобы он знал, что ты в безопасности, но не позволю тебе вернуться к нему. Прости.
«Я не смогу вернуться домой». Неверфелл с трудом понимала значение этих слов. Она могла воспринимать эту новость лишь по частям. «Прощайте, серебряные часы. Прощай, гамак между полок. Прощайте, коридоры, по которым я могла пройти с закрытыми глазами. Прощайте, бухгалтерские книги с неразборчивыми записями.
Прощайте, мастер Грандибль».
Но последнее предложение было слишком всеобъемлющим, и ее разум не мог его воспринять. И если бы сейчас она оказалась лицом к лицу с сыроделом Грандиблем, то не знала, что отразилось бы на ее лице.
Семья
Максим Чилдерсин оказался прав во всем. Не прошло и получаса, как Неверфелл уже сидела в его подпрыгивающей карете и смотрела на головы двух коренастых гнедых пони. Ее ладони то и дело тянулись к лицу в попытке понять, чем оно занимается. Прямо сейчас ее рот растягивался в широченной улыбке, а настроение улучшалось с каждой секундой. Что бы ни было дальше, она больше не сидит в клетке. И что совсем хорошо, она спасла Зуэль и Боркас от неприятностей, а Грандибля – от палача.
Вокруг было так много новых картин и звуков, и они опьяняли ее. Кареты на дорогах были без крыш, чтобы не застрять в туннелях с низкими потолками, поэтому Неверфелл могла рассматривать хорошо одетых пассажиров. Карета миновала колоннаду из песчаника и поехала по дороге из розового мрамора, напоминающей земляничное мороженое. Кареты здесь были еще красивее, а их пассажиры еще лучше одеты. Неверфелл поразилась, какие они высокие – намного выше людей, встреченных раньше, толпящихся вдоль дорог. Даже их слуги были выше ужасных следователей, от которых ее только что спасли. Неверфелл догадалась, что это придворные, и высунулась из кареты, глазея на них.
Еще один резкий поворот, и карета оказалась на улочке длиной метров пятнадцать. По обе стороны на десять метров вверх поднимались стены, разрисованные силуэтами разнообразных домов, которые она нередко видела в книгах. Пастельная краска мягко сияла. В стенах были пробиты двери и поблескивали окна, а кое-где виднелись деревянные балконы, с которых свисали бумажные фонари, похожие на разноцветные луны.
– Вот мы и приехали, – объявил Чилдерсин.
Неверфелл помогли выйти из кареты, и она остановилась, поедая глазами улицу. Под ногами был булыжник. Оштукатуренный потолок выкрашен в темно-синий цвет ночного неба. Неподалеку люди прогуливались под балдахинами, которые держали слуги, или отдыхали в деревянных шезлонгах.
– Здесь тепло! – Неверфелл открыла рот и медленно выдохнула, но у нее изо рта не шел пар. – Почему здесь так тепло? – Она почти не слушала, как Чилдерсин терпеливо объясняет ей, что под полом тлеют угли.
Пешеходы обходили Неверфелл стороной, поднося к носу надушенные платки, но при этом рассматривали ее с искренним любопытством. Неверфелл ощутила себя кляксой на странице, исписанной каллиграфическим почерком, но все вокруг было настолько прекрасным, что она отбросила эти мысли. Неожиданно она снова стала самой собой – неуклюжей торопыгой, которой хочется всюду сунуть нос и пальцы.
