Неверфелл медленно повернула голову и увидела, что сундук исчез. Пока она отбивалась от пауков, кто-то убрал его и заменил ящиком из красного тика с зигзагообразными узорами.
«Если это и в самом деле всего лишь торт, я могу его съесть. Зачем бы ей врать мне? Если бы они захотели меня убить, то могли бы просто-напросто казнить. Мне всего-то нужно выбрать торт».
Но ноги уже несли Неверфелл к ящику. Она вытерла о платье вспотевшие ладони и дрожащими пальцами откинула крышку.
Та словно только этого и ждала. Из ящика поднялась серебристая змеиная голова, зашипела на Неверфелл, продемонстрировав ядовитые клыки. Неверфелл вскочила на ноги и кинулась к спасительным колоннам, когда из темного угла комнаты донесся тихий свист. Утратив всякий интерес к Неверфелл, змея бесшумно заскользила прочь.
Убедившись, что она не вернется, Неверфелл отважилась выглянуть из своего ненадежного убежища.
Малиновый торт по-прежнему стоял перед неподвижными дознавателями. А на месте ящика со змеей появилась изящная шкатулка из слоновой кости. Невысказанный вопрос повис в воздухе. Торт или…
«Я не хочу смотреть, что там внутри, не хочу, не хочу, не хочу… О нет».
В третьей шкатулке оказались серые кристаллы, которые вспыхнули ярким пламенем, стоило Неверфелл поднять крышку. Горький удушливый дым обжег горло и лишил ее зрения на добрых десять минут.
Четвертый сундук был набит чем-то, до жути напоминавшим человеческие глаза.
Пятый был пуст, но покрыт изнутри чем-то влажным и блестящим. Перчатки мгновенно намокли и стали жечь кожу. Неверфелл поторопилась их снять и отшвырнула как можно дальше, но пальцы все равно опухли и покраснели.
Шестой оказался музыкальной шкатулкой. Когда она заиграла, у Неверфелл невыносимо заболели зубы. Каждая нота неумолимо вгрызалась в десна, и Неверфелл хотелось выть, лишь бы эта пытка прекратилась.
Час спустя она сидела, сгорбившись, на полу, опухшая от слез, искусанная, исколотая, обожженная; худые плечи вздрагивали в такт рыданиям. Зрение так до конца и не восстановилось, особенно досталось правому глазу. Наступило затишье – сундуки перестали появляться, и Неверфелл в ужасе ждала, что же еще ей приготовили. Наконец она собралась с духом и подняла голову.
Сундука не было. Не было и тарелки с тортом на столе. Дознаватели повернули головы к каменной фигуре на троне. Тишина полнилась ожиданием, как первый сундук – пауками.
Девочка оказалась подлинником. У великого дворецкого не осталось в том никаких сомнений. Всякий раз, когда она тянулась к сундуку, он видел трепет нерешительности, борьбу страха с надеждой на лучшее, порывистое желание и ненасытное любопытство. И вряд ли у кого-то из создателей Лиц нашлось бы подходящее Лицо на случай, если бы их ученице пришлось выбирать между малиновым тортом и среброкожей хлыстохвостой гадюкой.
Но лицо девочки показало великому дворецкому не только головокружительную смену невероятных выражений. Глядя на нее, он почти ощущал холод гладкого пола под тонкими подошвами атласных туфель. Когда ее взволнованный взгляд метался по комнате, он впервые за многие века заметил жемчужные фрески и оценил их красоту. Великий дворецкий смотрел на колонны ее глазами – и сквозь серое марево на миг проступали краски. Даже курящиеся в комнате благовония вновь обрели аромат.
Великий дворецкий обдумывал открывавшиеся перед ним возможности. Если оставить девочку при себе, сколько еще он сможет увидеть ее глазами, услышать ее ушами, попробовать на вкус ее языком? А ведь на это и надеялся тот, кто привел ее сюда. Искушение было велико. Но слишком гладко все складывалось: удивительное создание привлекло внимание великого дворецкого через несколько дней после смерти его любимого дегустатора. Кто-то определенно надеялся, что он не устоит. Холодный, расчетливый Правый глаз не стал бы отмахиваться от подозрений. Достаточно было подать знак страже, чтобы история Неверфелл подошла к бесславному и логичному завершению.
Но сейчас бодрствовал Левый глаз, и великий дворецкий нашел причины отложить казнь. За несколько веков он всего несколько раз прибегал к испытанию сундуками. Можно многое сказать о человеке по тому, как быстро он сдается и перестает заглядывать внутрь. Обычным людям хватало одной попытки. Оптимисты и тугодумы заканчивали на трех-четырех. Те, кто думал, что это проверка на выносливость, доходили до пятого или даже шестого сундука. Но в итоге все останавливались. Все, кроме этой девочки.
Что за человек будет открывать все новые и новые сундуки? Только глупец, но глупец особого толка.
Девочка чувствовала, что ее судьба колеблется на чаше невидимых весов. Смотреть на нее было больно, а великий дворецкий давно не чувствовал ничего, даже отдаленно напоминавшего боль. Кожу покалывало, словно к ней опять начала поступать кровь. Девочка с немым ужасом наблюдала за тем, как великий дворецкий подал знак охране, и стражники вышли из тени, чтобы забрать ее.
Едва определившись с решением, великий дворецкий ощутил укол сомнения. И во рту на долю секунды возник горьковато-сладкий привкус, словно на язык ему попало что-то приятное, но ядовитое.
– Куда мы идем?
Стражники словно не слышали вопросов Неверфелл и молча вели ее по богато украшенным коридорам дворца. Те сменяли друг друга, а Неверфелл даже не могла восхититься их красотой – ее разум и зрение по-прежнему были затуманены. Она до сих пор была жива, но не спешила этому радоваться: возможно, тем, кто отказался от малинового торта, уготована особая казнь.
«Что со мной не так? Почему я не взяла торт? Потому что знала: меня спасет только чудо. Торт – это замечательно, но это не чудо. Мне оставалось лишь надеяться, что вся эта затея с сундуками – не жестокая шутка, в которой нет правильного ответа, и что, может быть, в одном из сундуков я найду чудо и оно поможет мне выбраться. Мне оставалось лишь надеяться».
Шагавший впереди стражник постучал в золотую дверь. Им открыла женщина с выцветшим лицом.
– Квартал дегустаторов? – уточнил стражник и передал женщине свиток. Она развернула его, изобразив вежливое удивление на лице. – Привели вам нового рекрута.
Неверфелл слышала, что они говорят, и даже догадывалась, что некоторые вопросы обращены к ней, но с таким же успехом она могла слушать птичий щебет. Ее разум зацепился за два слова, и больше его ничто не интересовало.
Новый рекрут. Раз ее взяли рекрутом, значит, не убьют. Это все, что ей требовалось знать. Оглушенная, Неверфелл пожала кому-то руку и позволила дворцовым слугам провести ее по узкому коридору к тесной комнате, где стояла кровать с балдахином.
Оставшись наконец одна, Неверфелл поспешила вытянуться на ней и с удивлением обнаружила, что кровать далеко не такая удобная, как можно было подумать при первом взгляде. Под покрывалом что-то лежало. Неверфелл даже не нужно было его откидывать, чтобы понять что.
Кто-то спрятал в кровати шкатулку, искусно украшенную слоновой костью и черным деревом. Неверфелл зарылась лицом в подушку и горько разрыдалась.
