– Но почему именно Трагический набор? Он не предназначен для столь юных девиц. Давай я лучше покажу тебе Набор пушистых овечек или Лесной родник…
– Пожалуйста! – взмолилась Неверфелл. – Я не буду носить Трагический набор, мне просто нужно на него посмотреть.
Без всякой задней мысли Неверфелл потянулась к изящным, унизанным кольцами пальцам создательницы Лиц. К ее удивлению, мадам Аппелин резко отдернула руку, словно боялась обжечься.
– Простите, – растерялась Неверфелл. – Я опять что-то сделала не так?
– Нет. – Мадам Аппелин на мгновение опустила глаза, а когда подняла, на лице ее снова сияла безупречная улыбка. С великой осторожностью она похлопала Неверфелл по руке. – Если ты хочешь посмотреть Трагический набор, я покажу тебе его. Мы можем пройти в выставочную комнату – или мне попросить одну из девочек продемонстрировать тебе его?
– Ну… – задумалась Неверфелл. – А как лучше, на ваш взгляд?
– В выставочной комнате посмотреть его будет проще и удобнее. Пойдем!
Мадам Аппелин решительно встала и вывела Неверфелл из рощи в длинную сводчатую залу. Светильникам возле двери потребовалось несколько секунд, чтобы почувствовать их дыхание и пробудиться к жизни. Вслед за ними проснулись и остальные. Комната наполнилась зеленоватым свечением, и сердце Неверфелл чуть не выпрыгнуло из груди.
Две дюжины белоснежных лиц парили в воздухе друг напротив друга в противоположных частях помещения. Когда светильники разгорелись, Неверфелл разглядела черные подставки, на которых держались алебастровые маски. По цвету подставки практически сливались с выкрашенными в черный стенами. Каждая маска изображала треугольное лицо с высокими скулами и сверкающими зелеными глазами. Две дюжины мадам Аппелин плавали в пустоте, составляя богатую палитру неизбывной печали.
С раскрытым от удивления ртом Неверфелл медленно обошла комнату, каждая маска снежной лавиной обрушивалась на ее душу. У первой был взгляд, устремленный вдаль, как будто сердце ее носительницы сжималось от боли, но она держала ее в себе, чтобы прочитать ребенку сказку перед сном. Вторая была искажена мучительной тревогой, но также выражала бесстрашие, словно перед ней лежал длинный темный туннель, в конце которого ее ждало нечто ужасное, но она отказывалась отступать или опускать глаза. Третья улыбалась, но то была улыбка с привкусом слез, словно ее обладательница любовалась чем-то невыразимо прекрасным и хрупким – маленьким яйцом в гуще покрытых шипами ветвей.
Неверфелл почувствовала, как что-то щекочет ее щеку. Подняв руку к лицу, она поймала слезинку. Вот она – связь, которая не давала ей покоя. Неверфелл охватило безумное желание обнять ближайшую маску и утешить ее. Она прикоснулась к ней пальцами, чтобы стереть невидимые слезы…
…и ощутила лишь холодную твердость алебастра. Неверфелл быстро отдернула руку. «Это неправильно! – кричал голос откуда-то из-за запертой двери в голове. – Неправильно. Все неправильно!»
– Пожалуйста, не трогай, – попросила мадам Аппелин, стоя у нее за спиной. – Они легко пачкаются.
Испуганная, сбитая с толку, Неверфелл оглянулась на создательницу Лиц. Мадам Аппелин была сама доброта и терпение, вот только улыбка скрывала ее мысли лучше любой стены.
– Наверное, вы были очень несчастливы, когда придумывали этот набор, – прошептала Неверфелл. Она отчаянно хотела, чтобы Зуэль была рядом. Зуэль всегда знала, что сказать. – Я говорю о том, что… вам же нужно было все это чувствовать. – Неверфелл обвела рукой маски. – Ведь так?
– Кто тебе сказал? Чтобы сварить хороший сыр, тебе не нужно знать, что чувствует закваска. Отнюдь. Ты всего лишь подбираешь ингредиенты, чтобы добиться требуемого вкуса. Так и здесь.
– Не может быть! – закричала Неверфелл. Она понимала, что зашла слишком далеко, но остановиться уже не могла. – Я знаю, что вы были несчастливы! Вы жили в Трущобах, и у вас был ребенок…
Она переступила черту. Взгляд мадам Аппелин не изменился, но у Неверфелл возникло ощущение, что теперь их разделяют тысячи километров. Она почти видела, как создательница Лиц отдаляется от нее, увлекаемая холодным дыханием пещерных сквозняков.
– Там был ребенок, – упрямо прошептала она, до боли стискивая пальцы. – Вы потеряли ребенка.
Не сказав ни слова, мадам Аппелин развернулась и вылетела из комнаты. Неверфелл молча смотрела ей вслед, а светильники медленно тускнели, и в их приглушенном мерцании маски стали похожи на призраков.
Несколько минут спустя Зуэль вбежала в выставочную комнату и увидела, что Неверфелл стоит и прижимается щекой к одной из масок.
– Неверфелл! – прошипела она.
Та отпрянула, оставив влажный след на белоснежном алебастре.
– Я все испортила, – сдавленно провыла она. – Тебя не было рядом, и я не знала, что сказать, и… Зуэль, я такая глупая! Я засыпала ее вопросами о Трущобах, о ребенке, а она просто развернулась и ушла!
– В самом деле? – спросила Зуэль, и в ее голосе прозвучало скорее волнение, чем недовольство. – Значит, в Трущобах действительно что-то произошло!
– Боюсь, она никогда больше не станет со мной разговаривать.
– О, обязательно станет! Не переживай об этом. И послушай, что мне удалось выведать у Глиняных девочек. Им разрешают ходить по всем комнатам и галереям в туннелях мадам Аппелин, чтобы они следили за порядком и подкармливали ловушки. Но в одну комнату их не пускают. Где-то есть потайная дверь, она закрашена снаружи, так что заметить ее нелегко. И она всегда заперта. Туда не заходит никто, кроме мадам Аппелин. Глиняным девочкам даже говорить про эту комнату нельзя.
Любопытство горячей иглой кольнуло Неверфелл, но его было недостаточно, чтобы прогнать туман, поглотивший ее мысли. Она моргнула, на миг выпала из реальности и едва не упала – Зуэль еле успела ее подхватить.
– Неверфелл, ты совсем вымоталась. – В больших глазах Зуэль сквозила тревога. – В таком состоянии ты ничему не научишься. Тебе нужно поспать хотя бы час. Я спрошу, есть ли у них комната для гостей.
Неверфелл почувствовала прилив облегчения, но следующие слова Зуэль мгновенно ее отрезвили.
– Если таковая найдется, убедись, что на двери есть замок. – Зуэль крепко сжала ее плечи и пристально посмотрела в глаза. – И не забудь запереться. Мы в гнезде, полном секретов. Нужно держаться настороже.
В доме мадам Аппелин действительно нашлась гостевая комната – маленькая, круглая, с простой кроватью посередине и хрустальным светильником на столе. Помня о наставлениях Зуэль, Неверфелл заперла дверь на засов и приставила к ней стул. Неужели это и в самом деле так необходимо? Она не знала, что и думать.
Неверфелл даже туфли снимать не стала. Она упала на мягкую всепрощающую кровать, и благодарный разум выскользнул из сетей бодрости, как рыба из садка.
Когда Неверфелл потом пыталась вспомнить, что ей снилось, она словно бродила по темной комнате, чувствуя, как клочки порванных занавесок скользят по ее лицу. Только обрывки, тени и отголоски, ничего более.
