Неверфелл не знала, что ответить, а Зуэль продолжала:
– И дядя Максим очень скоро обо всем узнает. Сейчас на твоем лице написаны боль и разочарование. Все не так плохо, как после твоего визита в тайную комнату, но ты изменилась, и от дяди Максима это не укроется. Он сразу поймет, что тебе все известно. И ему будет несложно догадаться, кто тебя просветил. Тогда нам обеим придет конец. Не стоило мне ничего тебе рассказывать… И что только на меня нашло? Я просто… хотела с кем-нибудь поговорить.
– Но если бы ты не рассказала, то до сих пор сходила бы с ума от того, что знаешь. А я сходила бы с ума от того, что не знаю. И мы обе страдали бы в одиночестве. Сейчас я, конечно, расстроена, но… – Неверфелл засомневалась, словно готовилась проверить на прочность ногу, не до конца оправившуюся от перелома. – Но в остальном со мной все в порядке. Если честно, я давно не чувствовала себя так хорошо. Хуже нет, чем когда у тебя в голове полно дыр. До нашего с тобой разговора я знала: что-то не так – но даже не подозревала, что именно. Так и с ума можно сойти. И раз мое лицо отныне навсегда испорчено, значит, так тому и быть. Просто не буду больше о нем беспокоиться.
– Но, Неверфелл, – прошептала Зуэль, – у меня нет никакого плана. У меня всегда был наготове план, а сейчас нет. Что нам делать?
Это был хороший вопрос, и, едва Зуэль его задала, в голове Неверфелл сразу же распахнулись двери, словно смазанные петли только и ждали, чтобы кто-нибудь надавил на створки.
– Мы убежим, – просто ответила она.
– Куда? – ошарашенно посмотрела на нее Зуэль. – В Рудниках или в диких пещерах я не выживу, даже не думай…
– Нет, – замотала головой Неверфелл. – Мы по-на-стоящему убежим. Наружу. В надземный мир.
– Но это безумие!
– Да, и значит, никто не подумает нас остановить. – Неверфелл широко улыбнулась подруге и крепко сжала ее руки. – Безумные планы невозможно просчитать – Клептомансер давно это выяснил. Кому придет в голову, что мы собрались бежать в место, полное всяких болезней, где солнце жарит так сильно, что кожа облезает клочьями?
– Я не хочу облезнуть! – взвизгнула Зуэль.
– Но на самом деле это все неправда, Зуэль! Я не помню почему, но точно знаю, что наверху не так страшно. Иногда мне кажется, что кто-то раскрошил мою память и вымел прочь из головы, но маленькие кусочки остались, и они порой подмигивают мне, как далекие звезды. Там, наверху, светло, так светло, как у нас никогда не бывает. И свет этот синий, он как будто открывает голову нараспашку и выдувает оттуда всю пыль и паутину. Ничто не может от него укрыться. А еще там бесконечный простор, и ты бежишь, бежишь, забыв обо всем. А небо над головой – это не просто бескрайняя пустота, оно полно красок, дивных красок, в которых купаются птицы. И запахи, какие там запахи… Тот мир пахнет надеждой и первым удивлением.
А Каверна – лишь грубый оттиск, смутное воспоминание о настоящей жизни, Зуэль. Я живу, затаив дыхание, и не знаю, когда моим легким надоест и они откажутся дальше гонять стылый воздух пещер. Тот воздух, которым мы должны дышать, он наверху, я чувствую.
– Неверфелл, это все очень красиво звучит, но мы не знаем, как выбраться наверх, – напомнила ей Зуэль. – А даже если и выберемся, какой в этом прок? Когда дядя Максим приступит к воплощению своего плана, надземные королевства одно за другим склонятся перед Каверной, то есть перед ним. Мы можем пройти тысячи километров, но он все равно пошлет за нами погоню. У него просто не будет выбора – мы знаем слишком много. И он не почувствует себя в безопасности, пока не избавится от нас. Нет, мы не сможем убежать от дяди Максима, – тяжело вздохнула Зуэль. – Полумеры здесь не работают. Если мы не собираемся играть по его правилам, нам придется его уничтожить.
– Уничтожить? – Изумление больно хлестнуло Неверфелл. – Ты хочешь уничтожить своего дядю?
– Не хочу, – сокрушенно ответила Зуэль. – Он всегда был моим лучшим другом. Но я слишком хорошо его знаю. Если мы выступим против дяди Максима, другого выхода у нас не останется. Нам так или иначе придется его уничтожить. Но мы не можем пойти к Следствию и выложить все, что нам известно. Они арестуют нас, и кто-нибудь из дядиных шпионов быстро с нами расправится. Нам нужен другой план. Но сначала, – Зуэль с сожалением оторвалась от спасительной твердости двери, – нужно увести тебя отсюда, прежде чем кто-ни-будь увидит твое лицо и поймет, как много ты знаешь. Или нам обеим крышка.
Меньше чем через два часа Зуэль Чилдерсин стояла на балконе фамильного дома и наблюдала, как внизу готовят к отправке карету. По ее виду никто бы не догадался, что разум Зуэль напоминал растревоженный муравейник. «Если дядя Максим выяснит, что я приложила к этому руку, пощады мне не видать. И даже если я сбегу с Неверфелл на поверхность, смогу ли когда-нибудь почувствовать себя в безопасности?»
Надземный мир по-прежнему представлял для нее загадку. Неверфелл постаралась его описать, но все, что Зуэль о нем знала, она почерпнула из книг и нарисованных пейзажей. Образ неба манил ее и пугал. Даже когда она пыталась представить воздух, над которым есть только воздух, разум по привычке пристраивал крышу. Но когда Неверфелл рассказывала об этом, на лице ее промелькнуло что-то, отчего Зуэль тоже на миг почудилось, будто она всю жизнь задерживала дыхание.
Ей пришлось вернуться с небес под землю, когда из дома выскользнула девушка в бордовом платье и шляпке с вуалью. Нервно оглядываясь, она подошла к карете, возле которой уже ждали сопровождающие.
Идея нарядить Неверфелл в вуаль принадлежала не Зуэль, а другим Чилдерсинам. Они настояли на этом, чтобы потенциальным убийцам во дворце было сложнее ее опознать. По иронии судьбы вуаль скрывала изменившееся лицо юной гостьи от них самих. Рыжие волосы были тщательно убраны под шляпку, а угловатость фигуры скрадывали дополнительные слои ткани. Так что теперь Неверфелл легко было спутать с любой из юных девиц семейства Чилдерсин.
Перед тем как сесть в карету, она обернулась, нашла глазами Зуэль и робко помахала ей рукой. Зуэль, натянув лучшую из своих кошачьих улыбок, коротко кивнула в ответ. Это было не просто приветствие: так Зуэль давала знать, что ее собственная миссия увенчалась успехом – она нашла Эрствиля и передала записку Неверфелл прямо ему в руки.
«…когда Чилдерсины повезут меня во дворец, я постараюсь выскочить из кареты и сбежать. Если я не приду к тебе, значит, меня поймали и для нас с Зуэль все кончено. В таком случае ты должен сообщить Следствию, что великого дворецкого отравили, а меня обманом заставили выпить противоядие…»
«Удачи, Неверфелл», – устало подумала Зуэль. Она вдруг почувствовала себя совершенно беспомощной.
Увидев, что Зуэль ей кивнула, Неверфелл испытала прилив облегчения. По крайней мере теперь Эрствиль знает, что она задумала.
Сквозь вуаль все виделось в бордовых тонах, ткань смягчала очертания предметов, не к месту украшая их вышитыми цветами. Неверфелл боялась, что этот хрупкий барьер никому не помешает разглядеть ее лицо. Сердце девочки с каждым ударом билось все напряженнее, подобно узнику, который дергает тюремную цепь.
