– Да, именно Неоткрытая пещера мне и нужна, – горячо зашептала Неверфелл, приблизившись к Картографу. – Я хочу знать о ней все. Она ведь тоже появилась и исчезла семь лет назад? И случилось это, как раз когда Картографы начали виться вокруг Трущоб. Возможно ли, что они обнаружили там Неоткрытую пещеру?
Теперь Неверфелл безраздельно владела вниманием Картографа. На самом деле она не возражала бы разделить его с кем-нибудь, уж слишком пристально он ее рассматривал. Неверфелл начало казаться, что его взгляд вязальной спицей вкручивается ей в лоб, когда Картограф вдруг встал, открыл дверь в стене за своей спиной и, повернув песочные часы, скрылся в темноте.
– Постойте! Куда вы?
Голос Неверфелл беспомощно заметался по комнатке. На мгновение она испугалась, что Картограф решил доложить о ней. А потом до Неверфелл начало доходить, что именно она увидела. На двери, через которую ушел Картограф, крепились песочные часы, мутные от пыли и раздавленных насекомых, с царапинами от ногтей на стекле. Значит, за ней сидел кто-то, с кем сам Картограф не рискнул бы разговаривать дольше пяти минут, – Картограф, чьего безумия и прозорливости боялись другие Картографы.
И хотя Неверфелл понимала, что поступает безрассудно, она кинулась ко второй двери и прижалась к ней ухом, но расслышала лишь приглушенное бормотание. Уже знакомый ей Картограф говорил с кем-то, а тот отвечал ему, шипя и прищелкивая. Время от времени их прерывал резкий визг. Потом они вдруг замолчали; раздались шаги, металлический скрип, и Неверфелл услышала, как открывается и закрывается еще одна дверь. На несколько секунд все стихло, потом Неверфелл вроде бы различила далекое шипение с прищелкиванием, перемежаемое летучемышиным писком. Невидимая дверь снова открылась и закрылась, и в соседней комнате опять зашипели и защелкали, словно что-то объясняя.
Неверфелл отскочила от двери прежде, чем та отворилась, впуская Картографа, с которым она разговаривала. Еще недавно гладко причесанные волосы топорщились усиками-антеннами, глаза бешено вращались, лоб блестел испариной. Над бровями темнел отпечаток испачканной в саже ладони, а воротник куртки выглядел так, будто его пожевали и выплюнули.
– Расщелины, – вдохновенно произнес Картограф. – Нет ничего прекраснее расщелин! Они подобны изломам, которые заставляют драгоценные камни сверкать и переливаться, когда на них падает свет. Иногда внутри них скрываются целые миры, как в совершенных глазах, куда соскальзываешь по спирали сладкой и безнадежной, ибо она никогда не прощает, но возвращается и перекручивается вихрем в поцелуе двух северов…
Будь слова Картографа полной чепухой, Неверфелл чувствовала бы себя в безопасности. Но проблески смысла мешали ей полностью отрешиться – мозг упорно цеплялся за них и уносился вдаль, как всадник, чья лошадь вдруг взбесилась и сорвалась в галоп, а он попытался спрыгнуть, но застрял ногой в стремени. И чем дольше она цеплялась за эти слова, тем больше смысла в них находила, вот только лошадь постепенно покрывалась чешуей, и у нее вырастали все новые и новые головы…
И Неверфелл увидела красоту расщелин, где спуски и подъемы забывают о вечных спорах и пожимают руки, приветствуя друг друга, где стрелки компасов пляшут безумными дервишами, а само пространство перекручивается, как скомканная фланель. Расщелины были ямочками на щеках улыбающейся Каверны, ее фирменной подписью, ее уязвимостью. Понять их значило украсть ее улыбку, похитить скрученную розу у нее из рук, вырвать кость из ее зубов.
Разум Неверфелл вырвался из убогих границ здравомыслящего черепа, который все это время держал его в заточении, и помчался прочь, исступленный, как птица со сломанным крылом, и бесформенный, как суп. Она увидела перед собой Перекрут, который согнутой булавкой протыкал карту насквозь. Неверфелл окунулась в него, вобрала в себя его форму, сама стала Перекрутом. Теперь, когда Неверфелл сложила свой разум, все встало на свои места.
А потом она вдруг увидела что-то мучительно яркое. На крошечную долю секунды перед ней мелькнула идеально ровная скважина, за которой скрывалась шахта, полная света. Неоткрытая пещера. Она манила Неверфелл, умоляла исследовать ее и запечатлеть на карте… а потом исчезла. Неверфелл будто услышала, как сокрушенно вздыхают все Картографы Каверны при воспоминании об этой пещере. Где она? Куда она вела? И почему, почему исчезла, прежде чем они почтили ее своими картами?
Теперь она сможет это выяснить. Она знала, что сможет. Но будет куда проще и быстрее, если она оставит свое тело и отправит в путешествие по туннелям один лишь разум. Пусть он летит по самоцветным венам, пронизывающим каменную плоть…
…Когда Неверфелл пришла в себя, она стояла на коленях, горло болело, и кто-то пытался открутить ей уши. Она вскрикнула от боли и оттолкнула нападавшего, который оказался Эрствилем. Неверфелл огляделась – она снова была в коридоре перед комнатой Картографа. В верхней камере часов не осталось ни единой песчинки.
– Я не знал, что еще делать! – крикнул Эрствиль, едва отдышавшись. – Когда песок закончился, мне пришлось вытаскивать тебя оттуда. Я тряс тебя, но это не помогало! Ты только размахивала руками и кричала о великолепии глины!
– Спасибо, – прохрипела Неверфелл. Голову словно распирало изнутри. Она посмотрела на ноги – обувь куда-то подевалась – и медленно сжала пальцы.
– Ну как, сработало? – спросил Эрствиль, пристально вглядываясь в ее лицо.
– О да, – ответила Неверфелл, сверкая глазами. – Я наконец увидела, как все складывается вместе, как крепится друг к другу… – Она беспомощно свела руки, словно соединяла две половинки невидимого кокоса. – Я говорю о том, что даже здесь все прекрасно. Только представь, что слева все розовое, и тебе достаточно повернуть, чтобы все стало золотым и… Ай! Эрствиль! Отпусти мои уши!
– И не подумаю, – буркнул Эрствиль, уводя ее прочь от двери с песочными часами и Гибельного выступа.
Даже когда они отошли достаточно далеко, он все еще высматривал в Неверфелл признаки картографнутости. Тот факт, что она постоянно забывала, что не умеет проходить сквозь стены, весьма его встревожил. Но в конце концов Эрствиль смилостивился и позволил Неверфелл договорить.
– Итак? – выжидательно посмотрел он на нее.
– Я была права, – медленно произнесла Неверфелл. – Теперь у меня не осталось никаких сомнений. Я спросила Картографа про Трущобы, и он рассказал… показал мне… ох, это сложно объяснить! Я начала понимать, что он говорит, а потом потерялась в его словах и почти увидела все своими глазами. В Трущобах находится Перекрут, это такое место, где… – Неверфелл зашевелила губами, пытаясь нащупать нужное выражение, но оно ловко ускользало.
– Ох, ладно, – досадливо вздохнула она наконец. – Это такое странное место, где география не работает, как нужно. Важно другое: Трущобы так и не были замурованы наглухо. Осталось два выхода. Один ведет в тайную комнату в доме мадам Аппелин. И тут все просто, это даже нормальный мозг может вычислить. Загадку представляет другой выход. Он ведет в дом Чилдерсинов. Нужно пройти по изолированному коридору, и там Пере-крут делает как-то так, что ты оказываешься в Трущобах. Там находится Утренняя гостиная.
