Помолчав, Гюйлер спросил:
– В институтской машине еще около пяти сотен таких, как я. Их тоже оживили?
– По окончательным данным там около тысячи. Все извлечены оттуда, но пока оживили только вас.
– Отлично. Что ж, майор, докладывай, что тебе известно о задании.
– Мне известно лишь то, что называют легендой, командир. О подлинной цели миссии меня принудили забыть.
– Почему?
– В целях безопасности, командир. Вас ознакомят с деталями, и вы их не забудете. Я же буду вспоминать их постепенно, но, если что-то пойдет не так, вы меня подстрахуете.
– Есть опасения, что твои мысли прочитают, майор?
– Наверное, командир.
– Хотя, конечно же, Культура этого не делает.
– Так утверждают.
– Дополнительная мера предосторожности, э? Похоже, действительно важная миссия. Однако если ты помнишь о своем статусе тайного агента, то…
– Мне гарантировали, что через пару дней я даже об этом забуду.
– Гм, очень любопытно. Итак, что у тебя за легенда?
– Меня отправляют с культурной дипломатической миссией на один из миров Культуры.
– Культурная культурная миссия, ха!
– В каком-то смысле, командир.
– Тьфу, дурацкая солдатская шутка, сынок. Расслабь свой замороженный сфинктер, а?
– Простите, командир, но мне требуется ваше согласие как на участие в самой миссии, так и на перенос в другой субстрат внутри меня. Этот процесс займет некоторое время.
– У тебя внутри еще одна машина?
– Да. Устройство в черепе, спроектированное под обычную душехранительницу, способное вместить и вашу личность.
– Непохоже, что у тебя такая вместительная башка, майор.
– Устройство не превосходит размером мизинец, командир.
– А как насчет твоей душехранительницы?
– Это устройство служит и моей душехранительницей, командир.
– Надо же, такое сложное устройство в таком маленьком объеме?
– Да, командир. Сейчас не время вдаваться в технические подробности.
– Майор, поверь старому солдату на слово: война вообще и секретные спецоперации в частности целиком и полностью зависят от технических подробностей. К тому же, сынок, ты меня торопишь. У тебя преимущество: ты здесь всем командуешь, а я устарел на восемьдесят шесть лет. Даже не знаю, правда ли все то, что ты мне наговорил. Все это крайне подозрительно. И еще этот перенос внутрь тебя… Значит, мне даже проклятое тело не вернут?
– Простите, но времени на подробный инструктаж у нас нет. Мы вас едва не потеряли. Даже дважды, в определенном смысле. Решение о миссии было принято еще до того, как выяснилось, что ваш субстрат уцелел. Да, ваше сознание полностью мигрирует в субстрат внутри моего тела. Вы получите доступ ко всем моим органам чувств, мы сможем общаться, хотя контроль над моим телом вы получите лишь в том случае, если я впаду в глубокое бессознательное состояние или если мой мозг погибнет. Мне известна лишь одна техническая подробность: устройство представляет собой нанокристаллическую пеноматрицу, сочлененную с моим мозгом.
– Так что же, я просто пассажир? Дерьмо это, а не миссия! Кто тебя на это подбил, майор?
– Этот опыт будет нам обоим внове, командир, и я расцениваю его как привилегию. Считается, что ваше присутствие и ценные советы увеличат вероятность успеха миссии. А кто меня подбил… Видите ли, я прошел инструктаж и тренировки в команде эстодьена Висквиля.
– Висквиль? Старый хрыч еще жив? И дослужился до эстодьена. Надо же.
– Он вам передал привет, командир. У меня есть его послание, адресованное лично вам.
– Дай-ка я его послушаю, майор.
– Командир, не лучше ли для начала…
– Майор Квилан, меня одолевают серьезные сомнения насчет всей этой затеи. Вдобавок, молодой человек, послание Висквиля вряд ли повлияет на мое согласие присоединиться к твоей миссии, но у меня нет никакого желания влезать тебе между ушей, в жопу или куда еще, не выслушав того, что желает сообщить старый хрыч. Короче, лучше сделать это сейчас, а не откладывать на потом, ясно тебе?
– Вполне, командир. Сестра-техник, воспроизведите послание эстодьена Висквиля Хадешу Гюйлеру.
– Начало сообщения, – сказала челгрианка.
Лишь оставшись наедине со своими мыслями, Квилан ощутил, как напрягалось тело в беседе с призраком Хадеша Гюйлера. Он заставил себя расслабиться, выпрямил спину, размял затекшие мышцы. Взгляд его скользил по сверкающей медицинской аппаратуре, но перед мысленным взором возник паривший снаружи каперский крейсер «Зимняя буря»: искореженный корпус, выпотрошенные внутренние помещения.
Квилан только раз побывал на борту крейсера, когда спасатели пытались определить местонахождение души Гюйлера и извлечь ее, отделив от тысячи прочих в субстрате, обнаруженном на борту корабля специально обученным флотским дроном. Квилан заручился обещанием, что осмотрит корабль еще раз, если время позволит: вернется туда с дроном, снова обыщет руины, надеясь обнаружить души, пропущенные при первом сканировании.
Увы, времени почти не оставалось: сначала нужно было получить разрешение на повторный осмотр, потом ждать, пока флотские техники переналадят дрон. До прибытия военного корабля Культуры оставалось несколько дней. Техники все еще возились с настройками дрона.
В сознание Квилана намертво впечатался образ выскобленной оболочки разрушенного корабля.
– Майор Квилан?
– Есть, командир!
– Я готов выполнить задание, майор. Прошу разрешения подняться к вам на борт.
– Так точно, командир. Сестра-техник? Перенесите Хадеша Гюйлера в субстрат внутри моего тела.
– Все готово, – сказала челгрианка. – Начинаю перенос.
Квилан не знал, каких ощущений ожидать. Он почувствовал легкий укол, а затем едва ощутимое тепло на загривке. Сестра-техник сообщала о ходе процесса: перенос осуществлялся успешно и должен был занять около двух минут. Проверка отняла вдвое больший срок.
Квилан лежал, размышляя о странном уделе, на который обрекла его технология. Он, самец, обремененный призраком давно погибшего воина, отправлялся в путешествие за световые пределы древнее челгрианской цивилизации для выполнения задания, к которому готовился почти год и о котором сейчас не имел ни малейшего представления.
Горячее пятнышко на загривке остывало. Голова стала чуть теплее, хотя, наверное, это просто игра воображения.
Теряешь любовь, сердце, саму душу, думал он, а получаешь… наземный дредноут! послышался родной голос, исполненный напускной бодрости, а с небес хлестал дождь, и страшный груз вдавливал тело в вязкий грунт. На глаза набежали слезы от воспоминаний о боли и отчаянии.
