Предполагалось, что из помещений, обустроенных Йолеусом для приглашенных гостей, можно будет прекрасно обозревать окрестности. Однако присутствие Мюэтениве и выбранная Йолеусом тактика следования за нею затеняли жилище и придавали всему унылый вид. Многие постояльцы съехали, а тех, кто остался, Уаген считал излишне общительными сплетниками, ведь его самого интересовала только научная работа. Он предпочитал все время посвящать наблюдениям или исследованиям поверхности левиафавра.
Вот и сейчас он висел в кроне и работал.
Вокруг пары огромных созданий сновали стаи фальфикоров – колонны и облака крошечных темных существ. Сейчас Уаген записывал на глифопланшетку полет стаи.
Разумеется, в данном случае слово «записывал» было мало связано с действиями Уагена. Строго говоря, на глифопланшетке не пишут; в ее голографические пространства погружаются при помощи особого цифрового стилуса, который позволяет одновременно вырезать, лепить, закрашивать, текстурировать, смешивать, уравновешивать и аннотировать. Глифы такого рода – чистая поэзия, созданная практически из ничего. Они подобны истинным заклинаниям, идеальным образам, предельным интеллектуальным аппроксимациям.
Их изобрели Разумы (или сравнимые с ними существа), и ходили упорные слухи, что первоначально глифопланшетки использовали как средство коммуникации, принципиально недоступное и непонятное людям (или сравнимым с ними существам). Однако же Уаген и его единомышленники приложили немало усилий, доказывая, что либо Разумы не так умны, как полагают, либо у циников нет никаких оснований для паранойи.
– Конец записи. – Уаген отвел планшетку от лица, прищурился, повернул ее и склонил голову вбок; затем показал планшетку своей спутнице, Переводчику 974 Праф, висевшей на ветви у него за плечом.
Переводчик 974 Праф прежде была Решателем пятого порядка в Одиннадцатой Стае Листосборщиков дирижаблевого левиафавра Йолеуса. Впоследствии ее снабдили усовершенствованным автономным интеллектом, переименовали в Переводчика и приставили к Уагену. Она склонила голову под тем же углом и уставилась на планшетку.
– Я не вижу ничего, – произнесла она на марейне, языке Культуры.
– Ты висишь вниз головой.
Существо тряхнуло крыльями, обратило полосу глазной впадины прямо на Уагена.
– А это имеет значение?
– Да. Из-за поляризации. Взгляни.
Уаген наставил планшетку на Переводчика и перевернул.
974 Праф встрепенулась, крылья дрогнули и наполовину раскрылись, а все тело напряглось, словно готовясь взлететь. Потом она успокоилась и устроилась в прежней позе, чуть покачиваясь.
– А, вот теперь вижу.
– Я пытался использовать модель явления, когда наблюдатель смотрит со значительного расстояния на стаю, например, фальфикоров и по-настоящему их не видит, поскольку на таком удалении глаз не различает индивидуальные особи стаи, которые постепенно собираются воедино, сливаются в более тесные группы и внезапно словно бы появляются ниоткуда, в качестве метафоры такого же внезапного концептуального озарения.
974 Праф повернула голову, раскрыла клюв, расправила языком смятую складку кожелиста, потом снова поглядела на Уагена:
– И это сделано как?
– Мм, с изрядным мастерством. – Уаген вежливо, чуть удивленно рассмеялся, опустил стилус в гнездо и нажал на кнопку сохранения глифа.
Стилус, неплотно вставленный в гнездо на боку планшетки, выпал оттуда и полетел в синеву под ними.
– Тьфу ты, – сказал Уаген. – Я же собирался заменить держалку.
Стилус стремительно превращался в точку.
Они наблюдали за ним.
974 Праф сказала:
– Это твое приспособление для письма.
Уаген подтянул правую ногу.
– Да.
– А другое у тебя есть?
Уаген пожевал ноготь на ноге.
– Мм… вообще-то, нет.
974 Праф наклонила голову набок:
– Гм…
Уаген поскреб в затылке:
– Его надо догнать.
– У тебя оно одно.
Уаген разжал руку и хвост и полетел следом за стилусом. 974 Праф разжала когти и последовала за ними.
Воздух был плотный и горячий; у Уагена ревело в ушах.
– Мне напоминают, – сказала 974 Праф, поравнявшись с ним.
– О чем? – Уаген пристегнул планшетку к поясу, прикрыл слезящиеся глаза очками от ветра и извернулся в воздухе, следя за почти исчезнувшим из виду стилусом.
Стилус – небольшой, но тяжелый инструмент, вдобавок почти идеально обтекаемой формы, – падал очень быстро.
Одежда Уагена хлестала на ветру, как флаг в бурю. Шапка с кистями слетела с головы; он попытался ее схватить, но та поплыла вверх. Громада дирижаблевого левиафавра Йолеуса медленно, как туча, удалялась в небеса.
– Поймать шапку? – крикнула ему в ухо 974 Праф, заглушая ветер.
– Нет, спасибо! – прокричал в ответ Уаген. – На обратном пути подберем.
Уаген снова извернулся и уставился в синие бездны. Стилус арбалетной стрелой рассекал воздух.
974 Праф подлетела ближе – поток воздуха взъерошил ей перья – и поднесла клюв к правому уху Уагена.
– Как я говорила, – начала она.
– Что?
– Йолеус хотел бы узнать, какие выводы ты сделал на основе своей теории о влиянии гравитационной восприимчивости на религиозность разумных существ, в частности применительно к эсхатологическим верованиям.
Уаген терял стилус из виду. Он огляделся, наморщил лоб.
– Что, прямо сейчас?
– Я только что вспомнила.
– Мм, погоди. Чуть позже, ладно? А то эта штука от нас вот-вот улетит.
Уаген нашарил кнопку на левом манжете, одежда прильнула к телу и перестала хлопать на ветру. Он принял позу пловца: сложил руки вместе и обернул ноги хвостом. Рядом с ним 974 Праф свернула крылья, тоже принимая более аэродинамическую позу.
– Я не вижу штуки, которую ты обронил.
– Я вижу. Еле-еле. По-моему… Ой, куда же он!
Стилус удалялся. Судя по всему, аэродинамическое сопротивление стилуса было несколько меньше его собственного, даже если бы он нырнул в атмосферу вниз головой. Он взглянул на Переводчика.
– По-моему, придется ускориться, – крикнул он.
974 Праф подобралась, плотнее сложив крылья и вытянув шею. Она чуть ускорилась, немного обогнала Уагена, потом расслабилась и стала подниматься обратно.
– Быстрее не могу.
– Ну ладно. Увидимся.
Уаген нажал еще пару кнопок на запястье. Из ножных браслетов выдвинулись и зажужжали крошечные моторчики.
– Осторожней! – крикнул он Переводчику.
