– Я спросил, работает компас или нет. – Циллер снова постучал по циферблату.
– Должен работать. – Аватар снова сцепил руки на затылке. – Смею заметить, это весьма несовершенный способ навигации.
– На следующем повороте хотелось бы привестись к ветру, – сказал Циллер, глядя вперед, где на поросшей чахлыми кустарниками вершине холма высился очередной пилон.
– Надо включить пропеллер.
– А тут и пропеллеры есть? – спросил Кабе.
– Большая двухлопастная штуковина, вон там, в задней части вагончика. – Аватар мотнул головой туда, где сходились над широкой панельной секцией два изогнутых окна. – У нее автономное питание. Если ветряки генератора работают, то аккумулятор должен быть заряжен.
– А как это определить? – спросил Циллер, вытаскивая трубку из жилетного кармана.
– Видите большой циферблат справа, под лобовым стеклом? Тот, что с символом молнии?
– Вижу.
– Стрелка в коричнево-черной части шкалы или в ярко-голубой?
Циллер сунул трубку в рот и присмотрелся:
– Нет там никакой стрелки.
Аватар напустил на себя задумчивый вид и заявил:
– Это не очень хорошо.
Он сел и осмотрелся. До пилона оставалось метров пятьдесят; земля приближалась.
– Я бы поставил бизань.
– Что?
– Вытравите третий шкот слева.
– А-а. – Циллер немного ослабил трос и снова закрепил его. Потянул пару рычагов, сбрасывая скорость и готовя колеса к переводу на стрелку. Щелкнул парой крупных тумблеров и с надеждой обернулся к задней части вагончика.
Потом перехватил взгляд аватара.
– Ладно, пусть проклятый эмиссар перебирается в Аквиме, – сердито бросил Циллер. – Мне все равно. Только не подпускайте его ко мне.
– Разумеется, – просиял аватар, взглянул вперед, и выражение его лица тут же переменилось. – Ой.
В груди Кабе искрой полыхнул страх.
– Что там? – спросил Циллер. – Терсоно уже прибыл?
В следующее мгновение челгрианина сбило с ног; вагончик с душераздирающим скрежетом и скрипом резко затормозил, а потом, раскачиваясь, нехотя остановился. Аватар соскользнул по дивану. Кабе швырнуло вперед, и он удержался от падения плашмя лишь потому, что успел вытянуть руку и схватиться за бронзовый поручень между кабиной и пассажирским отсеком. Поручень от этого погнулся, затрещал и с лязгом оторвался от переборки. Циллера зажало в полусидячем положении между двумя приборными панелями. Вагончик продолжал раскачиваться.
Циллер открыл рот и выплюнул обломок трубки:
– Что за фигня?
– По-моему, мы зацепили дерево, – сказал аватар, выпрямляясь на диване. – Все в порядке?
– Все хорошо, – отозвался Кабе. – Простите, я тут поручень сломал.
– А я трубку перегрыз! – пожаловался Циллер и поднял с пола обломок перекушенной трубки.
– Починим, – пообещал аватар и, откинув ковер между диванами, распахнул деревянную крышку люка в полу. Внутрь ворвался ветер.
Аватар улегся на пол и свесил голову в люк.
– Точно, дерево, – прокричал он и выбрался обратно. – Этой линией давно не пользовались, а оно подросло.
Циллер отряхнул свою одежду:
– А вот если бы вы следили за состоянием канатной дороги, этого бы не случилось.
– Безусловно, – с готовностью согласился аватар. – Послать ремонтного дрона или сами попробуем высвободиться?
– У меня идея получше, – ухмыльнулся Циллер, выглядывая в боковое окно кабины.
Кабе посмотрел туда и увидел летящий к ним розоватый предмет. Циллер открыл окно и, обернувшись к своим спутникам, еще раз улыбнулся, а потом крикнул:
– Терсоно! Как я рад вас видеть! Как хорошо, что вы здесь! У нас тут небольшая проблема.
10. Юмьерские утесы
– И что, Терсоно справился?
– Концентратор меня заверил, что да, физически – более чем, вопреки его возмущенным заявлениям, что он чуть не разорвался. Однако же, по-моему, это косвенно подтверждает, что на силы, наделяющие его волей, возложена задача сохранения его достоинства, чем, собственно говоря, они обычно и заняты.
– И все-таки ему удалось отцепить вагончик от дерева?
– Да, но возился он долго, а работу выполнил отвратительно: разодрал грот в лоскуты, сломал мачту и срубил половину дерева.
– А что с трубкой Циллера?
– Перекушена. Концентратор ее починил.
– А-а. Я как раз думал, не подарить ли ему новую.
– Сомневаюсь, Квил, что он оценит ваш подарок, принимая во внимание, что его берут в рот.
– По-вашему, он решит, что я пытаюсь его отравить?
– Вполне возможно.
– Ясно. М-да, до счастливого конца мне далеко.
– Увы, да.
– Кстати, как далеко нам идти?
– Еще три-четыре километра. – Кабе взглянул на солнце. – Как раз к обеду успеем.
Кабе с Квиланом шли по тропе на вершине утеса, на полуострове Вильстер, что на Плите Фзан. Справа от них, в тридцати метрах ниже, бился о прибрежные утесы Фзанский океан. Вдали, на туманном горизонте, мелькала россыпь островков, а чуть ближе к берегу рябящее кружево волн рассекали рыбацкие лодки и какой-то корабль.
С моря дул холодный ветер. Полы плаща хлестали Кабе по ногам; шумно хлопала, развеваясь, ряса Квилана, идущего первым по узкой тропинке в высокой траве. Слева пологий склон холма спускался к поросшей травой равнине, на краю которой начинался лес облачных деревьев. Впереди виднелся скромных размеров мыс, а за ним высился горный хребет, тянущийся вглубь материка и расколотый зарубкой ущелья, куда убегала, раздваиваясь, тропа. Для прогулки они выбрали самый утомительный маршрут, проходящий по открытой местности, вдоль вершины прибрежных утесов.
Квилан повернул голову, посмотрел вниз, на волны, что бились о груды валунов у подножья скал. Соленый запах моря был знаком до боли.
– Опять воспоминания одолевают, Квил?
– Да.
– Ты ходишь по краю. Смотри не упади.
– Постараюсь.
С молчаливого серого неба сеял легкий снежок, падал на внутренний двор монастыря Кадрасет. Квилан, предпочитая одиночество и молчание, шел в самом конце вереницы монахов, возвращавшихся со сбора хвороста. Все уже скрылись в тепле молитвенной залы, где горел очаг, а Квилан только-только закрыл за собой двери бокового входа, прошел по тонкому слою снега на брусчатке двора и уложил вязанку дров в общую поленницу под крытой галереей.
Он вдохнул свежий аромат древесины и вспомнил, как однажды они с Уороси сняли охотничий домик в Лустрианских горах. Топор, найденный в домике, затупился; Квилан заточил его о камень, надеясь поразить Уороси своими талантами, но как только замахнулся расколоть первое полено, топор соскочил с топорища и отлетел в кусты. Он в точности помнил ее смех и – когда ей показалось, что он смутился, – поцелуй.
