– Попытаюсь сдержать невольную дрожь. Продолжайте.
– При необходимости на концерте будут присутствовать несколько аватаров. Им же не обязательно выглядеть такими сереброкожими… И дроны тоже будут.
– Большие и внушительные?
– Нет, гораздо лучше. Маленькие и проворные.
– Так не пойдет.
– И ножеракеты.
– Все равно не пойдет.
– Почему? Надеюсь, не потому, что вы мне не доверяете? Мое слово нерушимо. Я всегда сдерживаю обещания.
– Я вам верю. А не соглашаюсь потому, что есть те, кто обязательно попытается подстроить эту встречу.
– Это кто же?
– Терсоно. Контакт. Да мало ли кто еще! Проклятые Особые Обстоятельства – тоже.
– Гмм.
– Если нам захотят устроить встречу – во что бы то ни стало, – сумеете ли вы ее предотвратить, Концентратор?
– Этот вопрос относится к любому моменту времени после прибытия Квилана.
– Да, но до сих пор якобы случайная встреча была бы слишком искусственной, чересчур нарочитой. От меня ожидали бы негативной реакции – и оказались бы совершенно правы. Наша встреча должна выглядеть предначертанной, будто бы неизбежной, предопределенной моей музыкой, моим талантом, моей личностью и естеством.
– Тем не менее вы вполне можете присутствовать на премьере, а при встрече с ним отреагировать так же негативно.
– Нет. Не вижу для этого причин. Я просто не хочу с ним встречаться, и все.
– Я обещаю сделать все возможное, чтобы предотвратить эту встречу.
– Ответьте на простой вопрос: если ОО решили во что бы то ни стало подстроить встречу, сможете ли вы это остановить?
– Нет.
– Я так и думал.
– Я не оправдываю ваших ожиданий, не так ли?
– Не оправдываете. Однако существует обстоятельство, способное изменить мою позицию.
– Ага. Какое же?
– Загляните в разум этого ублюдка.
– Не могу, Циллер.
– Почему?
– Это одно из крайне немногочисленных более или менее нерушимых правил Культуры. Практически закон. Будь у нас законы, это установление открывало бы кодекс.
– Но все же лишь более или менее нерушимых?
– Его нарушают крайне, крайне редко, и ослушник подвергнется всеобщему остракизму. Некогда существовал корабль по имени «Серая зона». Он практиковал подобное, и в результате получил прозвище «Мозгодрал». Даже в каталогах он значится именно под этим прозвищем, а исходное название, избранное им самим, указано только в примечаниях. Запрет на самостоятельно выбранное имя в Культуре не практикуется и в данном случае представляет собой уникальное в своем роде оскорбление. Корабль исчез какое-то время назад, предположительно покончил с собой, осознав всю постыдность своего поведения и не вынеся презрения товарищей.
– Я всего лишь прошу заглянуть в мозг животного.
– В том-то все и дело. Это так легко, и это так мало значит. Тем не менее, воздерживаясь от подобного поступка, мы оказываем великую честь нашим биологическим предкам. Это табу символизирует наше к ним уважение. Я не могу удовлетворить вашу просьбу.
– Вы не хотите.
– Это практически одно и то же.
– Но вы на это способны.
– Разумеется.
– Тогда сделайте это.
– Зачем?
– Потому что иначе вы меня на концерте не увидите.
– Знаю. Я имел в виду, что мне вообще там искать?
– Истинную причину его визита.
– Вы действительно считаете, что его послали причинить вам вред?
– Такая вероятность существует.
– А что помешает мне пообещать, что я исполню вашу просьбу, а на самом деле ничего не сделать? Я ведь могу сказать, что заглянул в его разум и ничего не обнаружил.
– Я бы заручился вашим словом, что вы действительно исполните мою просьбу.
– Вам должно быть известно, что обещания, данные под принуждением, силы не имеют?
– Да. Между прочим, вы могли бы об этом и не упоминать.
– Я не хочу вас обманывать, Циллер. Это тоже бесчестно.
– В таком случае похоже, что на концерт я не пойду.
– Надеюсь, что пойдете. Я приложу все усилия, чтобы вас уговорить.
– Не важно. Лучше проведите еще одну викторину. Победителю достанется дирижерская палочка.
– Интересная мысль. А сейчас я сниму звуковое поле. Давайте посмотрим на дюнные гонки.
Аватар и челгрианин отвернулись друг от друга и подошли к остальным, стоявшим у парапета обзорной площадки краулера, служившего передвижным банкетным залом. Ночное небо затянули облака. В такую погоду у дюнных оползней Эфильзивейз-Реньеанта собирались толпы желающих полюбоваться биолюминесцентным сэндбордингом.
Дюны эти не были обычными барханами: они представляли собой гигантские песчаные пласты, образующие трехкилометровый переход с одной Плиты на другую там, где песок с одного берега Великой Реки сдувало по направлению вращения орбиталища в пустынные области более низкого континента.
В любое время суток по дюнам катались, скользили и съезжали на лыжах, песчаных плотах или досках, но лишь самыми темными ночами здесь можно было любоваться удивительным зрелищем. В дюнах обитали крошечные существа, подобные биолюминесцентному планктону, и в темное время суток их сияние озаряло следы в разворошенном песке, оставляемые на огромном склоне любителями сэндбординга.
В такие ночи хаотичные спуски в вольном стиле, которыми наслаждались лишь сами сэндбордисты и случайные наблюдатели, обычно старались преобразовать в упорядоченное представление, поэтому, когда темнело и на обзорных площадках передвижных баров и ресторанов собиралось достаточное число зрителей, сэндбордисты и песколыжники начинали спуск с вершины дюн в заранее установленном порядке, обрушивая песчаные каскады широкими лентами и зигзагами мерцающего света, будто волны медленного призрачного прибоя, и прокладывали по шелестящему песку искристые трассы бледно-голубых, зеленых и алых огоньков, мириады ожерелий зачарованной пыли, сверкающих в ночи линейными изображениями галактик.
Циллер некоторое время наблюдал за сэндбордистами, а потом со вздохом произнес:
– Он здесь, не так ли?
– В километре отсюда, – подтвердил аватар. – Немного выше, на другой стороне трассы. Я слежу за ситуацией. Его сопровождает еще один я. Вы в полной безопасности.
– Если вы ничего больше не можете сделать, постарайтесь, чтобы мы с ним ни при каких обстоятельствах не сближались тесней, чем сейчас.
– Понятно.
12. Угасание эха
– И никакой территориальности.
