Свет исходил от полосы орбиталища. Он вошел в пространство, похожее на макет обзорной галереи Концентратора. Там было пустынно. Орбиталище величественно, неторопливо и неустанно вращалось вокруг него. Он двинулся по галерее, мимо диванов и кресел, пока не дошел до того места, где кто-то сидел.
Аватар, в темно-сером костюме, освещенный отраженным светом орбиталища, поднял голову и указал на челгрианское сиденье рядом.
– Квилан, спасибо, что пришли, – сказал он. – Прошу вас, садитесь.
Отражения лужицами света скользнули по его идеально-серебристой коже.
Квилан сел. Кресло оказалось очень удобным.
– Что я здесь делаю? – спросил он. Голос звучал странно, и Квилан сообразил, что здесь нет эха.
– Я решил, что нам надо поговорить, – сказал аватар.
– О чем?
– О том, что нам делать дальше.
– Не понимаю.
Аватар поднял руку: в серебристом пинцете пальцев была зажата крупинка, похожая на драгоценный камень. Она сверкала, как бриллиант. В самой сердцевине гнездился изъян – пятнышко мрака.
– Майор, посмотрите-ка, что я нашел.
Квилан смешался. А потом, спустя словно бы целую вечность, мысленно окликнул:
– Гюйлер?
Мгновение затянулось. Время замерло. Аватар сидел совершенно, нечеловечески неподвижно.
– Их было три, – сказал Квилан.
Аватар, скупо улыбнувшись, достал из верхнего кармана костюма еще два драгоценных камешка:
– Знаю. Но спасибо.
– У меня был напарник.
– Этот тип у вас в голове? Мы так и думали.
– Значит, ничего не вышло?
– Да. Но для вас есть утешительный приз.
– Какой?
– Потом скажу.
– И что теперь будет?
– Мы дослушаем симфонию. – Аватар протянул ему тонкую серебристую ладонь. – Возьмите меня за руку.
Квилан сжал его руку. Он снова очутился в Штульенской Чаше, но на сей раз – повсюду. Он видел и все внизу, и в тысяче самых разных ракурсов. Он стал самим амфитеатром, его светом и звуком, его конструкциями. В то же время он видел окрестности Чаши, и высокое небо над ней, и горизонт, и все вокруг. На долгий миг у него закружилась голова; головокружение не длилось, а словно бы растягивало его во все стороны одновременно. Казалось, он вот-вот разорвется в клочья, растворится, рассеется.
– Терпите, – произнес глухой голос аватара.
– Пытаюсь.
Музыка и зрелище захлестнули его, покорили, пронзили светом. Мощные звуки симфонии набирали силу, приближаясь к серии тонических разрешений и прерванных каденций, в миниатюре отражавших титанический размах всего произведения, предыдущих композиций концерта и самой войны.
– Я Переместил такие…
– Мне известно, что это. Их уже обезвредили.
– Я раскаиваюсь.
– Знаю.
Музыка нарастала подобно тому, как толща воды, потревоженная глубинным взрывом, вздымается гигантской волной, прежде чем рассыпаться белопенным буруном.
Танцоры парили в воздухе, опускались и взлетали ввысь, собирались группами и кружили поодиночке, распластывались и сжимались. Над сценой мелькали, сменяя друг друга, голографические панорамы войны. Яркое сияние заливало небеса, в которых на миг возникали дрожащие тени и тут же исчезали в очередных огненных вспышках бомбардировки.
Потом все погасло, и Квилан почувствовал, как замедляется время. Музыка схлынула, угасающий, пронзительно щемящий мотив, будто подводя окончательную черту, перешел в единственную, бесконечно длящуюся ноту, и танцоры опавшими листьями распростерлись на сцене; голограммы исчезли, свет словно бы испарился с небосвода, и остался лишь непроглядный мрак, притягивающий все чувства, будто вакуум, манящий душу.
Время продолжало замедляться. В небе рядом с крошечным огоньком новой Портиции возникло едва уловимое мерцание. Затем и оно застыло, остановилось, замерло.
Весь этот миг был сейчас, словно вся его жизнь сжималась в точку, превращалась в черту, в ту самую единственную длящуюся ноту, в тягучий вздох мрака. Черта развернулась в плоскость, плоскость стала раскладываться, пока не возникло пространство обзорной галереи, где Квилан по-прежнему сидел, сжимая руку сереброкожего аватара.
Он заглянул в себя и понял, что не испытывает ни страха, ни отчаяния, ни сожалений.
– Вы, должно быть, очень ее любили, – проговорил аватар голосом, странно похожим на голос Квилана.
– Прошу вас, если можете, если хотите, загляните мне в душу.
Аватар невозмутимо посмотрел на него:
– Вы уверены?
– Уверен.
Пристальный взгляд не изменился.
– Хорошо, – медленно улыбнулся аватар и чуть погодя кивнул. – Она была выдающейся личностью. Теперь я понимаю, что вы в ней нашли. – Он еле слышно вздохнул. – Да, мы ужасно с вами поступили.
– Мы сами с собой это сделали, если разобраться, но да, с вашей подачи.
– А задуманное вами отмщение ужасает.
– Мы полагали, что у нас нет другого выбора. Наши погибшие… ну, вы же знаете…
– Знаю, – кивнул аватар.
– Все кончено?
– Многое.
– Мне утром снился сон…
– А, это. – Аватар снова улыбнулся. – Ну, может, это я решил над вами подшутить, а может, вам совесть покою не дает.
Он понял, что правды ему никогда не скажут, и спросил:
– А вы давно узнали?
– Накануне вашего прибытия. Про Особые Обстоятельства ничего не могу сказать.
– Вы позволили мне провести Перемещения. Это же так опасно!
– Совсем чуточку. К тому времени я уже подстраховался. Пригласил «Испытываю значительный недостаток серьезности», еще парочку всесистемников – они обретаются тут неподалеку. Как только мы поняли, что именно вы затеваете, то разработали надежную защиту от нападений, подобных задуманному вами. Вас не остановили потому, что мы хотим выяснить, куда ведут другие концы червоточин. Возможно, удастся кое-что разузнать про ваших таинственных союзников.
– Мне и самому этого хочется. – Помолчав, он добавил: – Во всяком случае, раньше хотелось.
Аватар недоуменно наморщил лоб:
– Я этот вопрос обсудил кое с кем из своих. Хотите, поделюсь неприятным соображением?
– Их и без того хватает.
– Уместное замечание. Но иногда, высказав неприятные соображения, можно предотвратить бо`льшие неприятности.
– Ну, вам виднее.
– Вопрос всегда один: кому выгодно? При всем уважении к вам, в данном случае Чел в расчет не принимается.
