– Папа Раккан, – хрипло сказала Хатин. Она почти не слышала себя. – Папа Раккан! – Она прижала к глазам кулаки, пытаясь задавить возникший образ, но тот никак не таял во тьме за сомкнутыми веками. «О нет, о нет… папа Раккан…»
Толпа, дрожа, смотрела вниз. Люди медленно опускали оружие, осознав, что же они натворили. Еще мгновение – и они побегут, пытаясь скрыться от содеянного…
По бухте, отдаваясь эхом, разнесся жуткий пронзительный свист. В стороне от толпы стояла одинокая фигура; в колеблющемся свете фонаря она отбрасывала на песок чудовищно раздутую тень, а над головой у нее, как прирученный бес, порхала мерцунка. Женщина что-то прокричала, достала бутылку и, отхлебнув из нее, швырнула в ближайшую хижину. В следующий миг угасшее было пламя ожило, и наружу, на песок, с тонкими детскими криками спрыгнули четыре человечка и устремились прочь.
Джимболи запрокинула голову и разразилась хохотом, который не спутаешь ни с чьим другим; затем он перерос в хриплые крики, когда она помчалась вдогонку. Следом за ней – еще дюжина мужчин. Она кричала, словно играя в ведьму-чайку, однако на сей раз дети спасались от нее и кричали по-настоящему.
Хатин оставалось только смотреть, до боли прижимая кулаки к раскрытому рту.
Вот и другие хитроплеты сообразили, что творится, и начали выскакивать из хижин. Некоторые, в надежде задержать врагов, набрасывали на них сети, а кто-то из родителей кидался на пришельцев со скорняцкими ножами, чтобы позволить детям убежать.
«О нет, о нет, только не это… – В свете фонарей Хатин смотрела, как рассеиваются по пляжу крохотные узелки – хитроплеты – и как их ловят; услышала стук камней, когда кто-то попытался бежать по горной тропке. – Пещеры, пещеры, прошу, бегите к пещерам…»
Пара обнаженных женщин бросилась к воде и ушла так плавно, что та с охотой приняла их. Пару секунд спустя на близлежащих рифах полыхнула алая вспышка, и по бухте разнесся отзвук грохота. Черная шкура моря взорвалась белым, когда в нее что-то ударило. Хатин сообразила, что это мужчины затаились с длинноствольными ружьями на высоких камнях и палили по воде.
Одна из женщин сильно напоминала Эйвен.
– Эйвен! – Хатин вскочила на ноги, но ее крик затерялся на фоне неровного эха, когда по бухте заметался шум от второго выстрела. Пуля вновь взбила пену на воде, а Хатин вдруг сообразила, что женщины отвлекают внимание от пещеры Хвост Скорпиона и набившихся туда беглецов.
«…прошу вас, бегите в грот, о святые предки, пусть остальные добегут в грот…»
Хатин хотела прокричать это в голос, пусть бы ее даже заметили и застрелили из ружей, и пусть бы она скатилась в самую гущу объятого пламенем безумия, ибо тогда – она была почти уверена в этом – остальные побежали бы быстрее и добрались бы до укрытия. Но не успела она и рта раскрыть, как услышала призыв Джим-боли на просторечи. Ее ликующий голос был похож на карканье ворона:
– Пещеры! Я знай путь-побег! Грот внутрь-щель, форма лови-рыбу-крюк!
Пляж почернел, когда толпа устремилась к скале, а Ха-тин услышала другой голос, снова и снова с надрывом повторяющий на языке хитроплетов:
– Бегите! Бегите! Бегите! – Это был Лоан. Когда тишина вдруг серпом отсекла его речь, Хатин поняла, что предназначались эти слова ей.
Ничего не соображая, Хатин схватила Арилоу за руку и побежала практически вслепую.
Глава 10. Среди праха
Арилоу то и дело спотыкалась, но Хатин не обращала внимание на тихое болезненное нытье сестры и упорно поднимала ее на ноги, крепко придерживая за талию.
Пока девочки продирались через заросли ежевики и гамаки паутины, Хатин на ходу переигрывала в голове сценарий произошедшего на пляже так, чтобы все в итоге спаслись, убежав или обхитрив врага. Папа Раккан просто упал, оглушенный ударами. Стрелки́ на рифах промахнулись, не задев Эйвен. Дети оторвались от Джимболи в каменном лабиринте, где мама Говри собрала всех и отвела в пещеру. Ведь мама Говри всегда обо всем позаботится. Лоан умолк, потому что его заметили, и только. А Джимболи знать не знала о Тропе Гонгов…
Тогда прямо сейчас вся деревня уже плывет через подводный тоннель, а сбитые с толку преследователи взирают на молчаливую черную гладь озерца. Сельчане вскоре вынырнут в пещере зубов и станут ждать тех, кто отстал или спасся другим путем. Если бы только у Хатин получилось дотащить Арилоу до шахты у Погожего, она бы проникла в пещеры и встретилась там со своими…
На краю Земель Праха попался пучок свалявшейся травы: он обвился вокруг ноги Хатин, и она, увлекая за собой Арилоу, рухнула ничком. Это и спасло им жизнь. Хатин неподвижно лежала, хватая ртом воздух, а вокруг носились и виляли, мерцая, светлячки – словно искорки в глазах, какие появляются, когда кружится голова. Она почти отдышалась и тут заметила вдали еще двух светлячков, затаившихся в траве. Правда, были они не зеленые, а красные, а один так и вовсе мигнул четыре раза, постепенно набирая яркость.
– Я не хоти таись трава. – Мужской голос, говорит на просторечи. – Хитроплеты приручай змеи. Хочу таись, где видишь змея сразу.
– Добро. Ты ищи-смотри змеи, я – хитроплеты. – В траве сидели двое мужчин, они покуривали трубки и следили за тропинкой. Хатин бежала сломя голову и, если бы сейчас не упала в траву, точно попалась бы им на глаза.
Так значит, хитроплеты еще и змей на врагов науськивают? Еще одна небылица, которую в городе выдают за правду. Хатин сама по-змеиному поползла на животе через подлесок, утягивая за рукав Арилоу.
Позади раздался приглушенный стук, и Хатин замерла. Со стороны курильщиков донесся едва слышный щелчок взводимого курка, а следом – обмен тихими приветствиями.
– Как берег дело?
– Дело сделай, Скиталица спаси-бег. Думай, она вода-беги, вниз побережье.
– Нет. Рифы пули жди, тропа-край жди люди. Скиталица, думай, пещера спаси-бег.
Ошеломленный разум Хатин усвоил смысл беседы не сразу. Оказывается, толпа не просто захлестнула пляж неистовой волной гнева. Нет. Они все подготовили заранее. Кто-то раздобыл мушкеты и расставил часовых, чтобы никто не сумел бежать из деревни, а еще – до начала атаки – узнал о тайном пути в гротах.
Хатин вспомнила, что говорил Лоан по пути из сорочьей хижины. Да, кто-то за этим стоял. Человек с вытянутым лицом, смеявшийся тепло и хрипло и таскавший при себе мерцунку на привязи.
Если бы только Хатин спасалась одна! Ей приходилось ползти с Арилоу, которая хотела просто упасть в траву, и ее каждый дюйм приходилось направлять, а она постоянно застревала. Слезы отчаяния катились по щекам Хатин, когда она толкала негнущиеся локти и колени сестры.
Лишь на следующем гребне она осмелилась поднять Арилоу на ноги. В ноздри ударили запахи предгорий: пыльца орхидей, влажный пепел и дыхание вулкана, отдающее старыми яйцами.
Ближе к Погожему на тропинках стало попадаться больше людей. Они перешептывались и с неудержимой злобой били по кустам, словно таким образом надеялись, как куропаток, спугнуть хитроплетов. Хитроплетов, убивших миледи Пейдж, инспектора Скейна и прочих Скитальцев – чтобы осталась только одна их госпожа Скиталица. Хитроплетов, которые при помощи зловещих сил отравляли посевы, сдвигали камни-вешки и спрыскивали малярийными соками побеги. Хитроплетов, говоривших с вулканами и напускавших змей на соседей, и резавших младенцев на куски обсидиановыми ножами. Подошвами ног Хатин ощущала рев травяных ягуаров, словно дрожь скалы. Пригнувшись, она вела за собой Арилоу и считала удары сердца, чувствовала, как уходит время. Долго ли станут остальные сельчане дожидаться их в Пещере Зубов? И станут ли ждать вообще?
