– Простите, господин, не заметил вас, – прокряхтела Хатин мальчишеским тоном. Жутко взволнованная, нагнулась подобрать подзорную трубу, которую мужчина выронил.
– Ничего страшного, меня вообще редко замечают. – Он был стройный, прилично одетый, пожилой; на языке знати говорил так плавно и напевно, что его речь почти напоминала хитроплетский. – Ты не единственный, кто так отвлекся, что не заметил ничего у себя под носом.
Хатин уставилась на него, задрав голову: его узкое и приятное лицо было обращено в сторону гор. Мужчина улыбнулся, и Хатин вдруг ощутила, как похолодели у нее в руках латунь и стекло трубы.
– Подумать только, мы были готовы прочесать Обманный Берег в поисках нее… И вот нам объявляют, что она здесь! Странно, что она вообще сюда явилась! Какая восхитительная дерзость. – Незнакомец опустил взгляд и направил лучезарный, улыбающийся взгляд куда-то сквозь Хатин, в глубины собственных мыслей. А Хатин внезапно ощутила себя без кожи, без плоти, словно через нее – и даже не замечая ее – промчалась волна студеного воздуха.
Ощущение холода не покидало, даже когда она поравнялась с Ферротом и прошла мимо поглощенного делом Прокса, опустив голову и чувствуя, как колотится сердце.
– Что там такое на Арилоу нашло? – прошипел Феррот, стоило отойти от дорожного поста на некоторое удаление.
– Сама не знаю, – прошептала в ответ Хатин. – Но мне кажется, она нашла себя. Просто ее тело в другом наряде, и вот она махала рукой, чтобы убедиться, свое ли оно.
– Удачно же время выбрала, – пробурчал Феррот. – Если мы хотим пережить это странствие, придется тебе поучить ее своему искусству неприметности.
– Да уж… – ответила Хатин, немного помолчав. – Оставаться неприметной – это и правда искусство. В нем можно упражняться, поднатореть. А порой еще попадаются те, кто тоже так умеет. Например, тот человек. Второй знатик.
– Какой такой второй знатик?
– Вот-вот. Я сперва тоже его не заметила. Он просто стоит рядом с господином Проксом и подает свои мысли, точно слуга – рубашку и туфли. А Прокс принимает их и надевает, не видя, откуда они взялись. Но я его заметила. Он меня не разглядел, зато я его видела.
Глава 17. Племя убийц
Почти целый час Минхард Прокс вытаскивал из леса окровавленных, искусанных осами людей, которые пережили схватку в Свечном Дворе. Ушло много времени на то, чтобы успокоить их, и немало рома – чтобы рассказы обрели связность. Последний извлеченный из-под обломков древесной хижины видел больше остальных и все лепетал о какой-то «исполинской мужобабе, у которой на голове – копна кос».
Прокс, не давая раздражению обнаружиться на его лице, обернулся и увидел, что Камбер – всегда такой приятный и невозмутимый – побледнел, как полотно. Ошеломленный, он еле слышно повторял одно слово.
– Что?
– Плясунья, – повторил Камбер. – Это не занятие, это человек. То есть бывший человек, женщина. Очевидец только что описал нам ее. – Он покачал головой, словно пытаясь прогнать эту мысль. – Плясунья, больше некому. Раз она жива, то Совет Скитальцев лгал…
Совладав с собой, Камбер словно бы только что заметил, как озабоченно и смущенно пялится на него Прокс.
– Господин Прокс, – Камбер откашлялся, – у нас, похоже, серьезная проблема. Если Плясунья по-прежнему жива и здорова… то и «Возмездие» тоже.
У обочины испуганно зашушукались. Прокс огляделся, как бы желая убедиться, что джунгли в этот момент не извергают на него хитроплетов с обсидиановыми ножами.
– Чернила сюда, я должен составить письма в Шквальную Гавань и губернаторам острова. И приведите ко мне всех гонцов на птицах, каких сможете найти. Дело куда серьезнее, чем мы думали. Если «Возмездие» по-прежнему действует и участвует в заговоре, то они, по традиции, вправе требовать помощи от всякого живого хитроплета. Каждый из них для нас теперь потенциальный враг… и мы должны ударить первыми.
Лишь разослав сообщения, Прокс взглянул на отчеты, которые ему предоставили, и вспомнил деталь, за которую ухватилось его внимание. Он взглянул на Камбера, и тот сразу же подошел.
Удалившись от спутников, так чтобы те не могли подслушать, двое мужчин неспешно двинулись вдоль дороги в сторону города. Колокольчики на каблуках Прокса вызывающе звенели, колокольчики Камбера, лишенные язычков, хранили молчание.
– Мне пришло письмо от губернатора Погожего, – без вступления начал Прокс. – Он прислал отчет о случившемся. В нем деталей не многим больше, чем мы с вами успели обсудить… Разве что он упоминает женщину, которая наведывалась в город в то же время, когда имела место бойня в деревне Плетеных Зверей. Странствующий зубной врач. Одни говорят, что она крепко дружила с хитроплетами, прочие – что она даже возглавляла набег на них. Сведения противоречивые. Однако ее зубы инкрустированы самоцветами. Не совсем в духе хитроплетов, но все же… стоит, думаю, разузнать о ней больше. На случай, если она вдруг состоит в заговоре и, странствуя из города в город, помогает хитроплетам обмениваться посланиями.
Не хотелось говорить об этом прилюдно. В конце концов одна бойня уже имела место, и бедная женщина со всей вероятностью может и не быть замешана в заговоре. Но вот если бы вы сумели тайком сделать кое-какие запросы…
Камбер принял протянутые Проксом депеши.
– Господин Прокс, если ее можно найти, ее найдут. Я прослежу.
– Рад, что могу положиться на… – Прокс умолк, нахмурившись. – Что это он удумал? Ему вообще можно вставать с кровати?
Толпа у заградительного поста расступилась, настороженно и почтительно, уступая дорогу одинокой фигуре. Посреди полуночной синевы на коже и одежде пришельца темнели пятна запекшейся крови. Правда, двигался этот человек совсем не как раненый: не покачивался и не медлил.
Брендрил нагнулся у основания одной из вышек. Синим пальцем провел по контуру следа маленькой ножки, который остался в мягкой после дождя земле; пеплоход выпрямился и посмотрел в сторону восточной дороги.
* * *
День тянулся дальше, а отряд замаскированных хитроплетов с облегчением смотрел, как снова оживает Обсидиановый Тракт. Кому-то из путников повезло больше, и они часть своей ноши перегрузили на спины эпиорнисам. Во все стороны сновали многочисленные курьеры на тех же птицах, и Хатин постепенно привыкла к скрежету и хлюпанью когтей по раскисшей дороге. Она не сразу сообразила, что последние минут десять за ней по левую руку идет одна такая птица-слон.
Обернувшись, Хатин узнала то самое «чудо»: паренек-наездник теперь вполне вальяжно сидел на спине скакуна. У него было открытое круглое лицо, глаза цвета какао поглядывали в даль, словно пропустили нечто, появившееся на горизонте, и ждали повторения. При этом паренек управлял птицей так, чтобы не обгонять их компанию.
– Где Плясунья? – спросил он на хитроплетском.
Джейз его словно не слышал. Феррот языком ковырял изнутри щеку.
