– А кто этот Объездчик, господин?
– Лучший картограф Города Зависти. – Градоначальник выглядел отчего-то раздраженным, но Хатин вряд ли была тому причиной. – Вы не могли бы… Не могли бы вы сказать, где он живет?
– Живет? Да как же ему жить-то? Объездчик был Скитальцем, иного я бы и не взял в картографы. Он бы не стал помогать тем людям: Скитальцы ревностно оберегали свою драгоценную школу, – а теперь он и вовсе никому помочь не сумеет. – Градоначальник замолчал, теребя усы. – Карты. Как думаете, барышня, нашему покойному хитроплету понадобятся карты в торговой экспедиции?
– Э-э… да! Да, господин. Уверена, ему они пригодятся. Может быть… Может, мы с другом наведаемся в дом господина Объездчика и посмотрим, что у него там за карты?
* * *
Пять минут спустя Хатин с Ферротом пробирались городскими улочками, старательно сдерживая улыбки. Военный покрой одежды Феррота вынудил толпу перед ним расступиться.
– Хотя бы сейчас нам ничего не грозит, – пробормотала Хатин, стремясь успокоить и себя, и Феррота. – Как не грозит ничего тому, кто каждые два дня бегает вверх-вниз по склону вулкана.
Градоначальник сказал, что дом-мастерская Объездчика находится в квартале ремесленников; туда-то теперь и лежал путь двоих мстителей. Феррот толкал перед собой тачку. Очень скоро стало ясно, что отыскать дом Объездчика будет нелегко.
Квартал ремесленников был огромен, куда крупнее того же Погожего. Хатин и Феррот этого не знали, однако годами Город Зависти манил к себе лучших ремесленников и искусников со всего острова. Градоначальник был просто одержим нуждами предков, и потому изысканных подношений для мертвых на продажу предлагалось великое множество. Не одни только искусно нарисованные векселя мертвых разного достоинства, но и предметы роскоши, воспроизведенные в миниатюре. Маленькие портшезы из кости, прекрасные луноликие куртизанки из нефрита, изображенные на пальмовых листьях яства.
– Надо, наверное, прикупить чего-нибудь по пути, – шепнул Феррот, – чтобы не выделяться.
Так и поступили, сумев, однако, удержаться и не дать внезапно появившимся деньгам вскружить себе голову. Платить за приобретения, конечно, было не нужно, но все это добро предстояло толкать в гору.
Наконец они отыскали улочку, вдоль которой флагами висели карты. Дом Объездчика оказался самым большим, его легко было узнать по висящему над дверью щиту: на нем была изображена голова взнузданной лошади. Феррот отпер тяжелую дверь, и двое мстителей заглянули внутрь.
Видно было, что тут жил сильно занятой и не очень опрятный человек. Со стропил свисали готовые карты. Всякая плоская поверхность была завалена недорисованными схемами и заставлена пестиками и ступками в разноцветных потеках краски, угольными стержнями, чернильными склянками и пальмовыми листьями. В дальнем конце комнаты громоздились сложенные, как тюки сена, стопки бумаг.
Карты были составлены с точностью, какую мог позволить себе только человек, способный воспарить над окрестными землями. Сама же работа была выполнена с невероятным для Скитальца мастерством, а значит, Объездчик хорошо владел собственным телом. На одной из карт на переднем плане был изображен орел, как если бы смотрящий глядел на землю мимо него, сверху. У Хатин закружилась голова.
У низенького мольберта стояло ветхое деревянное кресло. Хатин провела по нему рукой и подумала, что Объездчик, наверное, сидел за мольбертом, отправив свое зрение в полет и наощупь зарисовывал увиденное.
Феррот достал из общей кучи связку пергаментных листов.
– Тут одни изображения Камнелома, вид сверху – и все одинаковые. Зачем столько одинаковых карт?
– Может, эта пользовалась особенно хорошим спросом?
– Может… постой-ка. – Последовала долгая тишина, нарушаемая только шуршанием пергамента. – Постой-ка. Они не совсем одинаковые. Подойди сюда, глянь вот. – Хатин подошла, и Феррот указал на правый нижний угол самой верхней в стопке карты. – Видишь подпись? Это числа. А символ перед ними означает, что числа – это дата. Похожая подпись была на бумагах, которые мне выдали, когда я вышел из тюрьмы. Получается, на каждой карте стоит дата, и она всегда разная. Теперь взгляни сюда.
Феррот перевернул стопку карт, а затем взял ту, что оказалась сверху: Камнелом среди радужных озер, щерит в улыбке цепочку связанных щербатых кратеров, похожих на приоткрытые створки устрицы. Феррот ловко перелистнул следующую карту и еще одну, и еще, и еще… и так далее. На глазах у Хатин губы-створки постепенно раскрывались все шире, а склон вулкана покрывался крохотными трещинами и бороздками, ползущими вниз.
– Стой! – Видеть, как вулкан меняет форму, для нее было слишком. – Что это значит, Феррот?
– Не знаю.
Другие стопки карт точно так же отображали изменения вулканов. Одинаковые с виду карты, сменяя друг друга, являли глазу едва заметные перемены в облике гор. На десятках изображений одна только Скорбелла оставалась неизменной, но потом и ее кратер вдруг расширился. На склонах Повелителя Облаков появлялись новые крапинки. Да и Клык-Гора покрывалась непонятными пятнами, точно битый фрукт, и некоторые из них имели подозрительно ровные прямоугольные очертания.
Изображения Копьеглава по большей части были неразборчивы – из-за облачного венца. Однако, вглядываясь в угольную штриховку, глаза Хатин все же уловили в пределах кратера легкие перемены, игру света и тени. Кое-где ей даже привиделась туманная выпуклость вроде головки одуванчика.
– Может, это ничего и не значит, – предположил Феррот. – Разве странно, что вулканы во сне ворочаются?
Впрочем, убедить ни себя, ни Хатин ему не удалось. Оба покидали дом Объездчика с некоторым облегчением, хотя ничего нового узнать не удалось.
Все случилось, когда они заперли за собой дверь. Двое мужчин, что били баклуши у прилавка смолокура, внезапно скрылись в толпе. Раздался вопль, и они снова показались, таща за собой извивающуюся, сучащую ногами и царапающуюся женщину, худую, как тростник. Обшитая бисером шляпа-котелок слетела у нее с головы, явив всем выбритый лоб; толпа отпрянула, угрожающе зароптав. Все поняли, что это – хитроплетунья.
На мгновение взгляд Хатин затуманился, когда она вспомнила пляж в темноте, усеянный смертоносными искорками далеких факелов… Однако толпа не спешила смыкаться, из уважения к людям, что прижимали женщину к земле. Хатин узнала их – они были из отряда ловчих, из Гиблого Города. Ну конечно, градоначальник обзавелся хитроплетами-посыльными и распустил своих наемных головорезов, позволив заезжим свободно охотиться в городе.
Один из мужчин упер колено женщине в спину, и связал ей руки бечевкой. А потом вдруг, к собственному немалому удивлению, отлетел назад и грохнулся в пыль, хватаясь за нос. Второй тут же вскочил на ноги, но, оказалось, совершенно напрасно: бараний окорок, просвистев по широкой дуге, саданул его в висок и снова опрокинул в пыль. Воздух на рыночной площади ощутимо сгущался, потрескивая от напряжения во взглядах, которые разом уперлись в Феррота. Он стоял над связанной женщиной с бараньим окороком в руке.
