Вот только сопровождать они будут не Резерв, а нас.
Глава 32. Воруя души
Стоило Хатин проговорить идею вслух, и та зажила собственной жизнью, словно Хатин и впрямь выпустила на волю детеныша дракона. Не прошло и часа, как он вырос во взрослого ящера; в лицах окружающих отражалось разгорающееся пламя возбуждения. Даже градоначальник, качнувшись пару раз маятником от бравады к панике и обратно, в конце концов одобрил план.
Когда посланник Минхарда Прокса получил письмо с ответом, Хатин как раз была в большой приемной зале.
«Город Зависти рад содействовать в это неспокойное время, – сообщалось в письме. – Наши хитроплеты незамедлительно будут под конвоем отправлены на Ферму-убежище при Копьеглаве. Мы были бы благодарны, если бы в пути конвой не встретил препятствий».
Когда посланник отложил письмо, у Хатин засосало под ложечкой. Градоначальник, «Возмездие», Резерв – все поставили на ее план, и вот кости брошены.
Хатин томилась в нетерпении. Пока собирали провиант, она непрестанно думала об Арилоу, Арилоу, Арилоу… Она была как крохотная шестеренка в часовом механизме, которая пытается вращаться вдвое быстрее и заставляет поторапливаться остальные детали, но тем лишь расшатывает саму себя и путается у всех под ногами.
В конце концов она сдалась и, прихватив клетку с Риттербитом, отправилась во внутренний дворик – упражняться в метании ножей.
Лоулосс сплела клетку и она же, когда Хатин взяла маленькую кроткую пташку в ладони и просунула ее внутрь, предупредила держаться от нее подальше. Лоулосс велела остерегаться Риттербита, а когда Хатин обещала не подпускать его к своей тени, покачала головой.
– Я не о том говорю. По-моему, ты ему нравишься.
Целясь и кидая нож в полено, подходя за ним и возвращаясь на позицию, Хатин все думала об этом.
– У тебя получается все лучше. – Обернувшись, Ха-тин увидела усевшегося на бортик фонтана Феррота. Голос его звучал странно: в нем слышались одновременно угрызения совести и укор.
– Да. – И то правда. Сегодня было куда проще. Прежде Хатин воображала, что встретится лицом к лицу с врагом, и под щекочущими затылок взглядами друзей ей придется нанести смертельный удар. Теперь же оставались нож, мишень, едва заметное движение рукой и холодный гладкий шарик в животе, который не велел думать о лишнем.
Откуда взялся этот холодный шарик обсидиана? Она вдруг вспомнила, как дралась с Джимболи в мастерской Ларша, как не глядя била ножом, пытаясь достать лицо или шею Джимболи. Было не трудно. Даже думать ни о чем не пришлось. Может, Хатин тогда и стала настоящим мстителем?
– Самое время, да? – Она выдернула нож и вернулась на позицию.
– Сестренка… – Едва это слово слетело с его губ, Феррот вздрогнул, как бы готовясь к взрыву ее гнева. Однако запала у Хатин и не было. С глубоким чувством потери осознала она, что холодный шарик в животе не даст прогневаться на Феррота, как не даст и полюбить. Она испытывала только усталость и нетерпение.
– Я тебе не сестренка, – как можно мягче ответила она. – Твоя сестренка мертва. – Она прицелилась, метнула нож, и тот вонзился точно в центр годичных колец.
– Ты говоришь, как Джейз, – ошеломленно заметил Феррот.
– Я знаю, ты хочешь объяснить, почему сбежал с Арилоу. Знаю, что на душе у тебя тяжеленный камень, и ты не почувствуешь облегчения, пока не поговоришь со мной… Но если ты все расскажешь, то камень ляжет на душу мне. И раздавит меня. Голова и так забита, Феррот, поэтому не надо, прошу тебя. – Она могла сохранять спокойствие и доброту, но прогнать его… Как? – Мне надо… ко многому готовиться. Многое усвоить, чтобы стать мстителем, которого ты так хотел во мне видеть.
«…Если гнева хватит, тобой овладеет безумие. Спокойное, холодное безумие. И все пройдет легко».
– Мне нужно поднатореть. Чтобы, когда придет время, быть готовой.
– Нет, не нужно, – тихо возразил Феррот. – Ты и так хороша, какая есть. Хатин… забудь все, чему я пытался учить тебя. Ты не убийца вроде нас… вроде меня.
Застыв, она посмотрела на нож в руке, а потом украдкой взглянула на Феррота: поздно, тот уже уходил. По непонятной причине она вдруг вспомнила момент, когда не успела помахать рукой Лоану, а он уже умчался прочь из ее мира – на пляж, навстречу року. Если бы не твердый камешек в животе, не успокаивающий взгляд глаз-бусин Риттербита, Хатин, наверное, расплакалась бы.
* * *
Повезло, что Город Зависти лежал у ног Камнелома. Горожане верили, что безумие – это нечто вроде икоты, которая нападает, если вдохнуть, когда Камнелом выдыхает. И если ты вел себя странно, окружающие лишь цокали языками в ожидании, пока все пройдет.
Поэтому, когда дворцовая стража пошла по городу, изымая всех до единого голубей, горожане лишь бормотали: «Дыхание Камнелома», – и возвращались к своим делам.
Если не удается найти Джимболи, то можно хотя бы не дать ей связаться с хозяевами и рассказать о поимке Арилоу и о предательстве Ларша. Голубятню, у которой Томки первый раз повстречал Джимболи, уже разорили, но никто не знал, где еще зубодерша могла припрятать маленьких вестников. Посему стража обыскивала чердаки, лачуги и даже колокольню коренастой часовой башни.
Всюду и у всех стражники выспрашивали о ведьме-мерцунке, но Джимболи нигде встречали.
* * *
Тем временем в укрытии под амбаром на сваях раскаленный докрасна разум воображал, как тупой и улыбающийся клювик Риттербита принимает зерно из рук нового, юного хозяина.
Джимболи представляла, как Хатин и Риттербит беззаботно бродят по дворцу и улочкам города, а паутинка ее души цепляется за ветви деревьев, ударяется о двери домов, путается в длинных ногах эпиорнисов, и с каждым шагом вьючные птицы выдирают еще по клочку.
Джимболи прямо чувствовала, как распускается нитка за ниткой, нитка за ниткой. Лежа на животе, она глядела из укрытия на дворец.
– Я сверну твою милую тонкую шейку, – бормотала она. Со стороны нельзя было понять, о ком она: о Хатин или Риттербите. – Давно стоило так поступить.
Она жила в страхе, что наемники догадаются, кто такая Арилоу. Если этой кашеголовой причинят малейший вред, ее прелестная сестричка возьмет да и отпустит Риттербита на волю. А он, совсем позабыв Джимболи, улетит себе в рычащий, окутанный паром лес Клык-Горы, где, кроме птиц, никто не живет, где ни разу не сверкало лезвие топора и не свистели пращи.
Что же ей остается? Она ведь не может отправиться за наемниками и забрать Арилоу. Удаляясь от Риттербита, она лишь сильнее распустит свой дух.
– Ну что ж, шею так шею, – прошептала она себе под нос, выползла из норы и пошла вдоль ограды, ища, где бы взобраться на нее. Жилистыми загорелыми руками Джимболи, легко цепляясь за цветущую лозу, вскоре уже забралась на стену и, злобно сверкая глазами, осмотрела двор.
Ах, вон там стражники, стражники у входа во дворец – они точно заметят Джимболи, попытайся она забраться во двор. Она уже хотела спрыгнуть обратно, но тут в окне на верхнем этаже отдернули занавесь, и Джимболи заметила коротышку. Он стоял, разведя руки в стороны, и вокруг него хлопотали портные, наживляя куски будущего походного костюма из богатой ткани. Кто-то из них и отдернул занавесь, чтобы впустить в комнату свет.
