Джейз присмотрелся к Ферроту, а потом протяжно, глубоко и опечаленно вздохнул.
– Наступит момент, когда тебе придется отпустить ушедших. А ты ведь так еще этому и не научился?
– Нет, – сухо ответил Феррот, снова поднимаясь на ноги. Он дал Арилоу опереться локтем себе на руку и в двадцатый раз повести себя по бесцветной равнине. Джейз, что бы он там ни говорил об отпускании, пошел следом, а с ним и Томки, и Джелджех.
Хатин не было нигде. И она была везде. Все в этом мертвом пейзаже переняло ее скрытность, осторожную мягкость, тишину и упрямство. «Хатин», – шептал пепел, несясь по ветру и опускаясь на склоны. «Хатин», – шепелявил он, засыпая равнину.
– Ты слышишь, Арилоу? – лихорадочно пробормотал Феррот. – Твоя сестра, должно быть, еще жива. Гора по-прежнему говорит с ней. Все горы с ней говорят.
Изможденная Арилоу, спотыкаясь, вела их тем же путем, каким беженцы покидали Гиблый Город, вверх по склону долины. И вдруг она упала, точно потеряла сознание. Что бы кто ни делал, ее не могли поднять: она лежала подбородком на торчащем из пепла гребне. Усталость и разочарование застили всем взоры, и потому люди не сразу поняли, что это за гребень-то такой. Хребет двускатной, наполовину засыпанной крыши.
Через мгновение с нее уже сгребали пепел, вытаскивали обломанные балки, черепицу. Джейз кликнул людей, и к ним с равнины поспешила подмога. Наконец показался башмак, потом еще один; копать стали быстрее, пока не обнажили крохотное тельце. Хатин съежилась, словно постаралась стать как можно меньше и никого не беспокоить.
Прокса нашли совершенно случайно. В тот миг, когда рухнула половина крыши, он бросился к маленькой попутчице и оттолкнул ее, приняв на себя всю тяжесть удара. Джейз заметил торчащие из-под завала рядом с Ха-тин бледные пальцы, и тогда уже разгребли остальные обломки. И если среди членов «Возмездия» нашлись такие, кто узнал его и захотел бы оставить погребенным… Сочли, пожалуй, что лучше такие слова предавать забвению.
Хатин всем напоминала ребенка из пепла: белая и неподвижная. Такую тронь неосторожно – рассыплется. Наконец она обрела спокойствие и ангельскую отстраненность сестры; лицо ее, покрытое пеплом, будто напудрили толченым мелом – как и Арилоу по официальному случаю. Но Феррот стер пепел, обнажив румяную смуглую кожу, начал лить воду ей на сжатые губы, пока та не потекла в нос, заставив Хатин громко чихнуть. Феррот упал на спину и завыл, ибо чистая радость, как и чистая боль, не заботится о том, как выглядит и звучит.
Когда же догадались проверить живчик Прокса, то оказалось, что и его сердце бьется.
* * *
Дурное выдалось время, чтобы оставаться Минхардом Проксом. Половина острова хотела свалить на него вину за все, другая ждала, чтобы он сказал, как быть дальше. Все хотели ответов. Ответы же, которые у него были, счастья никому не доставили.
«Имела место колоссальная и страшная ошибка, и совершил ее я. Леди Арилоу и все хитроплеты невиновны. Смерти хитроплетов от наших рук – это убийства. Те, кто истребил жителей деревни Плетеных Зверей и убивал прочих невинных хитроплетов, должны быть найдены и преданы суду. Хитроплетов, сосланных на Фермы-убежища и в тайные трудовые лагеря, следует освободить. Хитроплетов, у которых отняли дома, следует обеспечить жилищем. Я прослежу, чтобы все было исполнено, и, поскольку основная тяжесть вины лежит на мне, после предстану перед судом.
Замыслившие убийство Скитальцев и заведомо ложное обвинение хитроплетов должны быть найдены. Они убивали, боясь, что Скитальцы расскажут о пробуждении вулканов. Испугались, что если мы не начнем осваивать горы, то наступит голод. Они были правы. Голод начнется. Если мы не сделаем того, что сделать следовало годы назад, – заберем земли у мертвых».
Возмущались неистово. Прокса заклеймили святотатцем, убийцей, хулителем, смутьяном. Но что с ним могли поделать? В конце концов, кто установил связь посредством курьеров на птицах – вместо сорочьих хижин? Прокс. Кто прямо сейчас устраивал голубиную почту и распределял припасы? Прокс. Кто собрал дружины, чтобы искать и ловить бандитов, теперь, когда не стало Скитальцев? Прокс. И кто работал с последней живой Скиталицей? Прокс. Ждать подобных деяний от Шквальной Гавани смысла не имело.
Потому он оставался на свободе, пусть и ненавидимый многими. Он привык, что в лицо летят камни, что когда он входит, голоса стихают, что ему разбивают окна. Его хотели даже убить, и не раз, но по некой причине ни одно покушение не удалось. Человек, засевший на крыше и метивший Проксу из пистолета в сердце, отчего-то свалился и, пролетев два этажа, разбил себе голову. Двое, что ворвались к нему с топорами, почти сразу же вылетели вон с размозженными макушками. Глядя через окно спальни им вслед, Прокс как будто разглядел третью фигуру – та неслась за убийцами; фигура была огромная и на бегу ей по спине хлестали дреды, а в руке была дубина с шипами.
Плясунья пропала вскоре после того, как нашли Хатин и Прокса, прихватив с собой Джейза и многих переживших поиски мстителей. Подумав немного, Прокс рассудил, что лучше будет записать их как «пропавших во время событий, сопряженных с извержением Копьеглава». Солгал он не сильно.
И все же Прокс нашел поддержку оттуда, откуда не ждал. Градоначальник Города Зависти, по-прежнему ликующий по случаю новообретенной свободы, объявил, что очень даже хочет переместить урны с предками и позволить своим людям возделывать Земли Праха. Впрочем, остальные следовать примеру не торопились, а сам градоначальник погряз в предсвадебных хлопотах и не мог оказывать Проксу посильную помощь. К собственному восхищению он обнаружил, что в доме у него и правда есть домоправительница. Домоправительница, которая незаметно для него самого десятилетиями терпеливо и преданно служила раздражительному коротышке, приятно удивилась предложению руки и сердца и тотчас приняла его.
Единственной, кто настрадался не меньше Прокса, была бедняжка Арилоу, всеобщая героиня. Ей не удавалось больше уединиться в собственном мире и отправить разум, как бабочку, куда ей вздумается. Ее разоблачили. Больше она не была для всех дурочкой, теперь она была единственной Скиталицей, и вдруг все беды острова посыпались ей под ноги. Высматривай теперь бури, ищи сообщников Камбера…
Хатин ей больше не помогала. Хатин теперь только и делала, что спала. Время от времени просыпалась и оглядывалась – в чьей комнате или палатке она оказалась, ничего особенно при этом не ощущая. Не то чтобы беда, но тело ее внутри сделалось как пустое, вроде сброшенной домашней туфли. Она закрывала глаза и снова засыпала, чтобы проснуться другим днем.
Потом как-то раз она проснулась и почувствовала, что может встать. Встала и, вынырнув из палатки, увидела перед собой синий шелк волн – они перекатывались и сверкали, тихо разбиваясь о подводные камни. Ей даже не надо было видеть темный песок, похожие на зубы осколки кораллов в гальке. Уже по вкусу воздуха она поняла, что вернулась на Обманный Берег.
* * *
Так вышло, что месяца два спустя после того, как сгинул Гиблый Город, юноша с изуродованным лицом и маленькая девочка с плоским хитроплетским личиком сели на вершине скалы и глядели на мягкие синие волны. Те пенно врывались в полные ходов, изгибов, поворотов и притворяющихся камнями спящих львов известняковые кружева. Оба выглядели уставшими, потому что восстанавливать мир – работа не из легких.
