– Мне кажется, – сказал Председатель Хорос Гилдер, – что пришла пора продать эту штуку.
Гилдер подождал пару минут, после того как ушел Уилкс, чтобы спланировать свой выход. Как он неоднократно напоминал себе, изрядная доля его авторитета основывалась на ощущении достоинства и целеустремленности. Лучше, чтобы люди не видели его в столь возбужденном состоянии. Он достал из стола связку ключей и вышел из кабинета. Странно, почему голод вернулся так быстро. Обычно он подбирался к нему медленно, в течение дней, а не минут. От основания купола на первый этаж вела винтовая лестница, украшенная по стенам картинами маслом с портретами герцогов, баронов, генералов и других властителей мира, череда суровых лиц с массивными челюстями в приличествующих их эпохам костюмах. (По крайней мере он не согласился, чтобы написали его портрет, хотя, если задуматься, почему бы и нет?) Он посмотрел вниз, через перила. В пятнадцати метрах внизу виднелись небольшие фигурки охранного отряда в форме и членов администрации в темных костюмах и галстуках, которые ходили туда-сюда с портфелями и планшетами в руках. Пара горничных, чинно плывущих по полированному камню в своих одеяниях, похожих на монашеские, будто бумажные кораблики. Он искал взглядом Уилкса. Вот он. У массивной входной двери, украшенной затейливой резьбой с китчевыми образами (сжатые в кулаке колосья, плуг, мерно вздымающий плодородную землю Айовы). Его верный глава администрации остановился, чтобы поговорить с двумя другими руководителями, министрами Хоппелом и Чи. Гилдер предположил, что Уилкс уже принялся раздавать текущие распоряжения, но его предположение оказалось ложным. Хоппел запрокинул голову, всплеснув руками и расхохотавшись. Звук заметался, эхом отражаясь от мрамора, будто пуля в подводной лодке. Интересно, что там, на хрен, такого смешного, подумал Гилдер.
Отойдя от перил, он двинулся к другой, более простой и совершенно незаметной лестнице, которой пользовался лишь он один. У него внутри уже просто ревело. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не перепрыгивать по три ступеньки за раз. В его нынешнем состоянии это приведет к хорошему падению, с переломами, которые будут исцеляться не один час, а еще будет чертовски больно. Неся себя, будто хрустальный графин, способный в любой момент выплеснуть содержимое на пол, Гилдер осторожно спускался вниз. Началось слюноотделение, будто водопад, и он с трудом удерживал его во рту, втягивая воздух и слюну сквозь зубы. Слюнявчики для вампиров, мрачно подумал он, вот бы нынче бизнес прибыльный был.
И наконец подвал, с его массивной, как сейф, дверью. Гилдер достал ключи из кармана костюма. Его руки дрожали в предвкушении. Открыв замок, он повернул массивный штурвал и плечом открыл дверь.
Дойдя до середины коридора, он уже успел раздеться до пояса, а теперь сбросил ботинки. Теперь он полностью владел собой, будто серфер, оседлавший волну. Мимо проносились двери, одна за другой. Гилдер слышал доносящиеся из-за них приглушенные крики обреченных, звуки, которые уже давно не порождали в нем ни капли жалости, если таковая и была когда-то. Пронесся мимо предупреждающего знака ВНИМАНИЕ, ЭФИР. НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ОТКРЫТЫМ ОГНЕМ. Стремглав, как спринтер, вбежал в морозильник, обогнул угол и едва не столкнулся с техником в лабораторном халате.
– Председатель Гилдер! – ахнул тот. – Мы не знали…
Но он не успел договорить. Гилдер, даже сильнее, чем требовалось, вложив весь свой вес, ударил ему левым предплечьем в голову, впечатывая его в стену.
Он хотел крови, и не просто крови. Бывает кровь, а бывает кровь.
Он оказался у последней двери и с трудом остановился. Дрожащими руками расстегнул штаны и скинул их. Сунул ключ в замок и открыл дверь.
– Привет, Лоуренс.
37
Утром Джеки пропала.
Сара проснулась и обнаружила, что ее койка пуста. Ее охватила паника, и она ринулась через барак, проклиная себя за то, что спала слишком крепко. Старая женщина во втором ряду спала? Никто ее не видел? Никто не видел, или по крайней мере так они говорили. На утренней проверке Сара заметила лишь кратчайшую паузу, когда должны были назвать номер Джеки. Все смотрели себе под ноги. Вот так, будто сквозь землю провалилась. Будто вообще никогда не существовала.
Весь день она провела как в тумане, ее сознание балансировало на тончайшей грани между отчаянной надеждой и безнадежным отчаянием. Наверное, уже ничего не сделаешь. Люди исчезают, здесь так заведено. Однако пока что Сара не могла разубедить себя в том, что, если женщина еще в больнице, если ее еще не отправили на корм, есть шанс, что она еще жива. Как же Джеки ухитрились забрать прямо у нее из-под носа? Как она ничего не услышала? Неужели Джеки не сопротивлялась? Просто в голове не укладывается.
И тут Сара поняла. Она ничего не слышала, потому что слышать было нечего. Только не это. Только не ради меня. Джеки покинула барак по своей воле.
Сделала это, чтобы уберечь Сару.
К середине дня Сара осознала, что она должна что-то сделать. Чувство вины раздирало ее. Она не должна была пытаться вывести Джеки с завода. Не должна была идти на конфликт с Содом. Получилось, что она сама нарисовала мишень на спине Джеки. Шли минуты. Зараженные в загоне будут есть после заката. Сара уже видела грузовики. Скотовозы, набитые мычащими коровами, а еще фургоны без окон, в которых возили заключенных из тюрьмы. Одна такая машина всегда стояла позади больницы с совершенно очевидной целью, для всякого, кто об этом задумался бы.
Сегодня за бригадой на мельницах следили Вэйл и Свистелка. С Вэйлом еще можно поладить, но если Свистелка следит, непонятно, как это сделать, подумала Сара. В голову пришел только один вариант.
Наполнив корзину бушелем зерна, она подняла ее с пола и сделала три шага к мельнице. Остановилась.
– Ой, – вскрикнула Сара. Позволила себе уронить корзину и прижала руки к животу. – Ой. Ой.
Со стонами осела на пол, став на колени. Мгновение казалось, что на фоне шума мельниц ее спектакль никто не услышал и не увидел. Сара стала кричать громче, прижимая колени к груди.
– Сара, что такое?
Одна из женщин, Констанс Чоу, присела рядом.
– Болит! Болит!
– Вставай, а то они увидят!
Зазвучал другой голос. Вэйл.
– Что тут происходит?
Констанс попятилась.
– Не знаю, сэр. Она просто… упала.
– Фишер? Что с тобой такое?
Сара не ответила, просто продолжала стонать, сгибаясь и разгибаясь. Для верности еще пару раз судорожно дернула ногами. Вокруг уже стояло кольцо зевак.
– Аппендикс, – сказала она.
– Что ты сказала?
Сара скривила лицо, старательно изображая, как ей больно.
– Я думаю… это мой… аппендикс.
Сквозь толпу протолкалась Свистелка, расталкивая всех дубинкой.
– Что у нее там?
