– Для… пущей убедительности.
Гилдер подошел к старшему офицеру ЧР и вырвал из его рук мегафон. Устройство взвыло от самогенерации. А затем его голос загремел над площадью.
– Кто может рассказать мне про Серджо?
Нет ответа.
– Это последнее предупреждение. Кто может рассказать мне про Серджо?
Снова ничего.
Гилдер поглядел на женщину в первом ряду. Ни молодая, ни старая, с таким невыразительным лицом, как будто оно вылеплено из податливой пасты. Она придерживала на голове грязный платок, руками в перчатках без пальцев, покрытых сажей.
– Ты. Как звать?
Она опустила глаза, что-то пробормотав в складки платка.
– Не слышу. Говори.
Она прочистила горло, еле сдержавшись, чтобы не закашляться. Голос был хриплый от мокроты.
– Патрисия.
– Где работаешь?
– Ткацкая фабрика, сэр.
– Родные есть? Дети?
Она едва кивнула.
– Ну? Кто у тебя есть?
Ее колени задрожали. Кровь отхлынула от лица.
– Дочь и двое сыновей.
– Муж?
– Умер, сэр. Прошлой зимой.
– Мои соболезнования. Выйди вперед.
– Я вчера пела гимн. Это другие, клянусь.
– Я тебе верю, Патрисия. Тем не менее. Джентльмены, не поможете ей?
Подбежали двое посов и схватили женщину за руки. Ее тело обмякло, будто она была на грани обморока. Они выволокли ее вперед и поставили на колени. Она не издала ни звука. Полнейшая покорность.
– Кто твои дети? Покажи на них.
– Прошу, – проговорила она и жалобно заплакала. – Не заставляйте меня.
Один из посов поднял дубинку над ее головой.
– Этот человек тебе мозги вышибет, – сказал Гилдер.
Она мотнула склоненной головой.
– Очень хорошо, – сказал Гилдер.
Опустилась дубинка, и женщина рухнула ничком в грязь. Раздался пронзительный крик слева.
– Взять ее.
Молодая девушка, с таким же лицом, как у ее матери. Она упала на колени. Плакала, дрожа, из носа текло. Гилдер поднял мегафон.
– Еще кто-то хочет что-то сказать?
Молчание. Гилдер достал из-под пальто пистолет и передернул затвор.
– Министр Уилкс, – сказал он, поднимая руку с оружием. – Не окажете честь?
– Иисусе, Хорос. Что ты пытаешься доказать?
На его лице был ужас.
– Есть проблемы?
– Для такого у нас есть люди. Этого не было в уговоре.
– Каком уговоре? Нет никакого уговора. Уговором будет то, что я скажу.
Уилкс одеревенел.
– Я не стану это делать.
– Не станешь или не сможешь?
– А какая разница?
Гилдер нахмурился.
– Не особая, как я теперь понимаю.
С этими словами он стал позади девушки, приставил пистолет к ее затылку и выстрелил.
– Боже правый!
– Знаешь, какая самая главная проблема, когда не стареешь? – спросил Гилдер главу администрации, вытирая кровь с пистолета платком. – Я много об этом думал.
– Иди на хрен, Хорос.
Гилдер навел пистолет на бесцветное лицо Уилкса, между глаз.
– Забываешь, что тоже можешь умереть.
И Гилдер застрелил его.
В толпе что-то переменилось. Их страх превратился в нечто иное. Начали перешептываться, тут и там, переговариваться, рассчитывать. Нарастала энергия, энергия людей, которые поняли, что им нечего терять. Все шло несколько быстрее, чем хотелось бы Гилдеру. Он надеялся добыть что-нибудь полезное, прежде чем опустится молот. Жребий брошен.
– Откройте грузовики.
Сдернули брезент. Толпа разразилась воплями. Загадки кончились. Гилдер быстро сел в машину и приказал водителю уезжать. Они помчались, оставляя за собой шлейф грязи и грязного снега. А позади оркестр заиграл свою симфонию смерти – мелодию воплей и криков, безумных, наполненных ужасом, под ритм очередей. Потом ритм снизился, до отдельных хлопков. Посы ходили меж лежащих тел, добивая оставшихся в живых.
55
Айова. Покрытые прахом кости.
Топливо у них закончилось на подъезде к Маунт-Вернону, небольшому городку. На ночь они укрылись в лишенной крыши церкви, а на следующий день двинулись дальше пешком.
– Еще семьдесят миль, – сказал Тифти.
Они наткнулись еще на два покрытых костями поля, такие же, как первое. Немыслимое количество умерших Зараженных. Тысячи, быть может, миллионы. Что это значит? Что заставило их лечь на открытом месте в ожидании лучей солнца, которые уничтожат их? Или они сначала умерли, а потом утренний свет разрушил их тела? Даже у Майкла, человека, привыкшего выдумывать теории, не было ответа на этот вопрос.
Они шли. Топали по снегу, местами по колено. Еды оставалось мало, дичи нигде не было. Пришлось есть неприкосновенный запас, полоски сушеного мяса и топленый жир, обволакивающий рот. Земля промерзла, воздух висел неподвижно, будто затаенное в груди дыхание. Часами ветра не было, и вдруг он подул, завывая. Дневные часы проходили в мгновение ока. Толстые парки с отороченными мехом капюшонами, шерстяные шапки, натянутые до бровей, перчатки с обрезанными кончиками пальцев, на случай если придется воспользоваться оружием. Питер стал задумываться, выдержат ли они. Он никогда так не замерзал. Никогда не знал, что может быть настолько холодно. Как Тифти удавалось ориентироваться в этой пустынной местности, он понятия не имел.
Восемнадцатую ночь пути они провели в авторемонтной мастерской, где каким-то чудом сохранилась чугунная печь с плитой из мыльного камня. Так, а топить чем? Уже стемнело, когда Майкл и Холлис вернулись с ближайшей фермы, принеся с собой пару стульев и охапки книг. «Энциклопедия Британика», 1998 год. Какой стыд, жечь такие книги. Не по нутру, но им надо согреться. Еще два захода, и они набрали топлива на ночь.
Они проснулись от ярчайшего солнечного света, впервые за многие дни, но стало еще холоднее. Ветви деревьев колыхались от сильного северного ветра. Они позволили себе роскошь в последний раз развести огонь, сгрудившись вокруг печки и наслаждаясь каждой капелькой тепла.
– Типа… линьки.
Майкл, он первым заговорил. Питер повернулся к другу.
– Что ты сказал?
Взгляд Майкла был прикован к стеклянной дверце печи.
– Как думаешь, сколько их там было?
– Не знаю, – ответил Питер, пожимая плечами. – Много.
