– У тебя что? – спросил он Лору.
Та показала пистолет.
– Это не единственная проблема, – сказал Майкл. – У нас порван тормозной шланг.
– Что означает?..
– Я не могу остановить эту штуковину, чтобы она не переломилась. Нам придется прыгать.
Зараженные нагоняли их. Метров двести, прикинул Питер, может, меньше.
– Ты сможешь заехать на эстакаду?
– На такой скорости не смогу. Там на девяносто градусов поворот.
– Как далеко от верхней части эстакады до убежища?
– Сто метров прямо на юг.
Если они выпрыгнут у основания эстакады, им не успеть. Впритирку, даже если предположить, что они не получат травм, когда будут выпрыгивать.
В свете фар показалось убежище. Лора забралась с ногами на сиденье у самой двери, Майкл переключил скорость. Они ехали миль тридцать в час, постепенно смещаясь вправо, в сторону эстакады. Распахнули дверь, и в кабине засвистел ветер.
– Поехали.
Они выехали на верхнюю часть эстакады. Майкл и Лора выпрыгнули из кабины, Питер следом за ними. Приземлился на ноги, сгибая их в коленях, чтобы смягчить удар, перекатился по асфальту. Воздух с шумом вышел из груди. Он остановился как раз вовремя, чтобы увидеть габаритные огни заправщика, когда машина пробила ограждение. На кратчайшее мгновение ему показалось, что машина, все двадцать с лишним тонн ее веса, готова взлететь в воздух. Но затем она исчезла, проваливаясь вниз, и в ночи прозвучал еще один оглушительный взрыв, осветив все вокруг, будто немыслимых размеров факел.
Он услышал голос Лоры, слева.
– Питер, помоги!
Майкл лежал без сознания. Его волосы были липкими от крови, а рука изогнулась неестественным образом. Судя по всему, перелом. Первые из Зараженных были уже у начала эстакады. Питер взвалил Майкла на плечо.
«Боже, – подумал он, когда у него едва не подогнулись колени, – пару-тройку лет назад это было бы куда легче».
На фоне звезд виднелся флаг, обозначающий убежище.
И они побежали.
33
Она появилась в дверях, когда Луций завершал вечернюю молитву. В ее руке была звенящая связка ключей. Простая серая туника и безмятежное выражение лица совершенно не сочетались с положением человека, вломившегося в тюрьму, однако Луций заметил, что ее кожа блестит от пота, несмотря на вечернюю прохладу.
– Майор. Рада вас видеть.
Его сердце наполнилось предвкушением. Предстоящих событий, завершения начатого, судьбоносных решений. Казалось, всю свою жизнь он лишь ждал этого момента.
– Началось нечто, не так ли?
Эми спокойно кивнула.
– Я тоже так думаю.
– Я молился об этом. Молился за тебя.
Эми кивнула.
– Нам надо поторапливаться.
Они вышли из камеры и пошли по темному коридору. Сандерс спал, сидя за столом, снаружи, положив голову на аккуратно сложенные руки. Второй охранник, Кулидж, храпел, лежа на полу.
– Они еще некоторое время не проснутся, – сказала Эми. – А когда проснутся, то ничего не вспомнят. Ты просто исчезнешь.
Луций протянул руку и вытащил пистолет из кобуры Сандерса. Поглядев на Эми, увидел, что она смотрит на него с опаской.
– Не забывай, – предупредила она. – Картер за нас.
Луций передернул затвор, поставил пистолет на предохранитель и заткнул его за пояс.
– Понял.
Выйдя наружу, они пошли к пешеходному тоннелю быстро, но осторожно, держась в тени. У ворот стояли три человека из Внутренней Службы, рядом с горящей жаровней, грея руки.
– Добрый вечер, джентльмены, – сказала Эми.
Они осели вниз с легким удивлением на лицах. Луций и Эми подхватили их и аккуратно опустили на землю.
На противоположной стороне тоннеля их ждали две оседланные лошади. Луций подставил руки под ногу Эми, а потом вскочил на вторую лошадь, взяв поводья.
– Только одно хочу спросить, – сказал он. – Почему я?
Эми на мгновение задумалась.
– У каждого из нас такой есть, Луций.
– А Картер? Кто есть у него?
Ее взгляд стал непроницаемым, будто мысли унесли ее куда-то вдаль.
– Он отличается от остальных. Его фамильяр внутри его.
– Женщина в воде.
Эми кивнула.
– Он больше жизни ее любил, но не смог ее спасти. Она – его сердце.
– А нарики?
– Это его Легион, его потомки-Зараженные. Они убивают лишь тогда, когда иначе не могут. С ними тяжело. То, о чем думает он, о том и они думают. То, что снится ему, снится им. Им снится она.
Кони выбивали из земли облачка пыли. Едва миновала полночь, и единственным свидетелем их ухода было безлунное небо.
– Как мне снишься ты, – сказал Луций Грир. – Как мне снишься ты.
И они ускакали во тьму.
34
Братья, братья.
И снова во тьму. Хулио Мартинес, лишившийся своего Легиона, который развеяло по ветру. Хулио Мартинес, отвечающий на зов Зиро.
Пришло время. Настал час возрождения. Вы снова пробудите мир. Вы станете истинными властителями Земли, повелевая не только смертью, но и жизнью. Вы станете круговоротом времен года, станете силой, вращающей Землю. Станете кругом внутри круга. Станете самим временем, братья мои по крови.
В прежней жизни он был адвокатом, служителем закона. Стоял перед лицом судей, защищая обвиняемых перед присяжными, их собратьями. Специализировался на смертных приговорах, это был его конек как профессионала. Приобрел определенную славу и известность. Его звали повсюду. Не соблаговолит ли великий Хулио Мартинес, эсквайр, прийти на помощь такому-то? Позволит ли он уговорить себя взяться за дело? Рок-музыкант, вышибивший своей подружке мозги торшером. Сенатор от штата, замаравший руки кровью убитой шлюхи. Мамашка из пригорода, утопившая в ванной новорожденных тройняшек. Мартинес брался за все. Они были безумцами или не были. Они умоляли или не умоляли. Смертельный укол, крохотная камера или помилование. Хулио Мартинеса, эсквайра, не волновал исход дела. Его волновала лишь драма самого процесса. Знать, что кто-то обречен на смерть, но бороться с этой неизбежностью до конца – вот что захватывало его. Однажды, еще мальчишкой, он наткнулся на кролика, попавшего в ловушку. В хороший капкан, зубастый. Железные челюсти впились в лапку животного, пробив плоть до кости. Небольшие черные глаза, будто капельки масла, были полны осознания мудрости смерти. Мальчишка Мартинес был готов часами глядеть в них. Так он и сделал. Когда кролик почему-то никуда не делся к ночи, он отнес его в сарай, вернулся домой, поужинал и лег спать в своей комнате, наполненной игрушками и призами. Дожидаясь утра, когда он снова сможет смотреть на то, как умирает кролик.
