– Смертникам кормежка не полагается! – услышала я ответ с задержкой в полминуты.
Нет, ну я так не играю! Я рассчитывала на трехразовое питание за государственный счет и последний звонок! Или, может быть, он считает, что диета полезна женскому организму? Тут народ двадцать четыре часа в сутки работает, по-любому какие-то налоги должны платить! Стоп! Меня тут еще и казнить собрались? Здорово! Задела я, чувствую, за живое. Как обычно… Костяшки пальцев подтвердят.
– Не подскажете, когда, где, как и при каких обстоятельствах пройдет это очень важное в моей короткой, но очень яркой жизни мероприятие? – поинтересовалась я, немного удивляясь суровости наказания. Я надеялась отделаться а-та-та, а тут прямо сразу секир-башка намечается.
– Так, вы тут уже два дня… Завтра – суд, а послезавтра – казнь. Но может быть, и раньше, – будничным голосом, словно зачитывал программу передач на сегодня, заявил невидимый охранник.
Это я нормальненько отоспалась! Теперь бы отъесться не помешало… Ладно, есть у меня один козырь в рукаве. Я мысленно составила трек-лист самых заунывных песен. Запускаем секундомер.
– И-и-и-и а-а-а-й ш-у-у-уд сте-е-е-е-ей… Ай вил он лив и ен… Ё вэй и-и-и-и-и… – начала петь я, радуясь прекрасной акустике. – Энд ай-и-и-и-и вил олвэйз лав ю… У-у-у-у-е! Вил олвейз лав ю-ю-ю-ю…
Даже для меня, считай, заслуженной артистки империи, обладательницы самой престижной музыкальной премии (по блату, разумеется), эта песня была сложна и почти неисполнима. Процент попадания в ноты составлял ноль целых хрен десятых, но поскольку мои невидимые слушатели вряд ли были знакомы с оригиналом, то даже мой пронзительный кавер должен вогнать их в музыкальный шок. На очереди были многие хиты современности. Время бежало, а я как раз неплохо распелась.
– Да заткните ее кто-нибудь! Это что – новая пытка? – заорал сиплый голос, пытаясь перекричать меня. Первый пошел. Сколько у нас натикало? Пять минут? Слабо, слабо, господа заключенные. Сейчас проведем перепись населения темницы вслепую. На следующей песне сдались сразу двое. Тут понятно, люди казни ждут, нервы на пределе…
– Когда ее казнят? – заорал кто-то в темноте.
– Послезавтра! – проинформировала я, допевая «Я свободен» Кипелова. Пока я пела, мне удалось разложить три пасьянса и пройти два тура «Злобных птичек». На очереди были головоломки и «три в ряд». Потом меня осенила гениальная мысль сделать пару фотографий для будущего семейного альбома! Я тут же сделала селфи на фоне отсыревшей стены со вспышкой. У меня тут фотографий уже набралось – мама не горюй! Может, мужу фотографии наши показать? Авось припомнит, где и при каких обстоятельствах они были сделаны? Хотя сомневаюсь, что при следующей встрече он изъявит желание посмотреть наш семейный альбом.
– Друзья! – успокаивал всех чей-то хриплый голос. – Нам нужно подождать до послезавтра. Послезавтра ее казнят…
– Чё? – переспросил какой-то писклявый голос. – Я просто уши заткнула, чтобы не слышать этого кошмара…
– Казнят ее послезавтра, говорю!!! – выкрикнул хриплый голос. – Глухих повезли!
– А… – раздался глубокомысленный ответ. – Как здорово, что меня казнят через три часа!
– Везучая! – вздохнул сиплый голос.
Сквозь злобные комментарии и отчаянные возгласы вынужденных фанатов моего пения я услышала, как кто-то спускается по ступенькам и звенит ключами.
– Что вы так разорались? – раздался хамоватый и возмущенный голос охранника. Да! Мне тоже интересно! Такое чувство, будто тут в каждой камере сидит заключенный с высшим музыкальным образованием!
– Она поет! – заорал хриплый голос. – Это просто нечто ужасное!
– Не поет, а воет! – подтвердил сиплый голос. Дальше все стали дружно жаловаться на мою скромную персону, а точнее, на матушку-природу, наделившую меня столь незаурядными вокальными данными.
– Я тут требования выдвинула, а мне отказали! – пожаловалась я, допевая, но не вытягивая до конца самую известную песню Витаса. В горле чуть-чуть першило, но сдаваться было еще рано. Шла тридцатая минута моего концерта.
– Понимаете, я молчу, только когда ем. А поскольку мне сообщили, что для смертников еда не полагается, то я решила насытиться если не физической, то духовной пищей, – пояснила я, утыкаясь в свой телефон. – На чем это я остановилась? А! Сорри! Я за ним упаду в пропасть! Я за ним, извини, гордость! Я за ним одним, я к нему одному!
Охранник молча удалился, а минут через десять я снова услышала шаги. Дверь моей камеры, судя по звуку, открылась, и кто-то поставил тарелку на пол. О! Вот это я понимаю – сервис! Итак, что у нас в меню? Судя по запаху что-то вполне съедобное… Тэкс… Хлебушек я нащупала… А это супчик? Отлично! Даже ложечка плавает в супчике? Какие же вы умнички! Ну что ж… Приступим. Кому же в ум придет на голодный желудок составлять план действий? Супчик, правда, далеко не шедевр. Надо будет спросить рецептик. На случай, если мне удастся выбраться отсюда и вытащить своего забывчивого мужа. Будьте уверены, что первые три, а то и четыре месяца он будет хлебать именно такой супчик, причем на завтрак, обед и ужин. Я найду самую большую кастрюлю, которую только можно достать во всей империи, и, чтобы каждый день не напрягаться, наварю этой юшки с очистками сразу на месяц. И никакие мольбы и грустные эльфийские глаза не разжалобят мою черствую, как этот хлебушек, душу.
– Спасибо! – радостно сообщила я. – Можете забрать тарелочку! А рецептик можете продиктовать? Очень нужно!
– Картофельные очистки, морковные очистки и какое-то мясо! Ах да! Совсем забыл! Ложка старой крупы! – заявил тюремщик, забирая миску и ложку. Ложку он проверил отдельно, а то вдруг я буду ею туннель копать? Нет, дружок, раскопки подождут. Сейчас мне поспать охота…
Я улеглась на пол, мысленно прикинув, что первая мрачная ночь у нас пройдет порознь. Я буду нежиться в кроватке, а он будет мучиться на полу. Причем половичок ему не полагается… Стоило мне только устроиться поудобнее, подложив руку под голову, по мне пробежала крыса.
– Огрызок, ты, что ли? – поинтересовалась я у крысы, но та мне не ответила.
Я изловчилась и поймала ее за хвост. Посветив на нее телефоном, я убедилась, что это точно не мой крыс. Ладно, попробуем уснуть. Снилась мне какая-то бредятина. Мой воспаленный мозг несколько раз прокрутил мне мой дебют в местном бойцовском клубе под некогда очень мною любимую песенку «Мальчик хочет в табло». Потом откуда-то из глубин подсознания выплыл фильм «Еще одна из рода Болейн», в котором славный король Генрих Очередной придумал замечательный способ красиво и изящно намекнуть девушке, что отношения закончились, путем отсечения головы. После этого кошмара мне стало сниться, как я варю тюремную баланду в огромной кастрюле. Пробовать содержимое кастрюли мне не хотелось, поэтому ингредиенты я сыпала на глазок. Солила тоже. И вот теперь я задумчиво рассматривала бурлящее на огне варево, на глаз пытаясь определить степень готовности.
«Горячо сыро не бывает!» – вздохнула совесть, внезапно проснувшись.
