Год спустя произошло чудо. Вытаскивая новые выросшие луковицы, Хайри увидел, как в грязи что-то блеснуло. «Надия, твое кольцо!» – крикнул он, сияя, и протянул его мне. Я выхватила кольцо и обняла брата, как героя. Но когда я попыталась надеть его, оказалось, что теперь оно стало мало даже на мизинец. Позже мать предложила продать его. «Оно тебе больше не подходит, Надия. Зачем хранить его, если не можешь носить?» Она считала, что бедность всегда поджидала нас за ближайшим углом. Поскольку я всегда слушалась ее, то отправилась к ювелирному торговцу на базаре Синджара и продала кольцо.
После этого меня охватило чувство вины. В конце концов, кольцо было подарком, и мне казалось, что, продав его, я поступила неправильно. Я думала: что скажет солдат, когда вернется и спросит о своем подарке? Решит ли он, что я предала его? Что мне не понравилось кольцо? Бронированные автомобили к тому времени заезжали в Кочо гораздо реже – вооруженные столкновения переместились в другие части страны, и американцы уехали – я не видела этого солдата уже давно. Некоторые соседи жаловались, что американцы забыли о нас, и боялись, что без них езиды окажутся беззащитными. Но я втайне радовалась, что не придется рассказывать солдату про кольцо. Пусть он и добрый, но вдруг он все равно обиделся бы, что я продала его подарок ювелиру из Синджара? Он же из Америки и может не понять, как много значит для нас даже такая небольшая сумма денег.
5
Когда ситуация в Ираке ухудшалась, езиды в Кочо обычно узнавали об этом не сразу, словно ощущая толчок после землетрясения. Самое худшее обходило нас стороной – столкновения между повстанцами и американскими морскими пехотинцами в провинции Анбар, установление авторитарного правления шиитов в Багдаде и усиление Аль-Каиды. Мы смотрели телевизор и волновались о своих мужчинах, которые работали на полицию и армию, но в Кочо не взрывались бомбы и террористы-смертники, что происходило каждый день почти по всей стране. Сегодняшний Ирак настолько раздроблен, что, похоже, его не восстановить; но мы наблюдали за его распадом издалека.
Хайри, Хезни и Джало возвращались после долгих дежурств, рассказывая нам о разных столкновениях. Иногда их отправляли в Курдистан, где о террористах почти не слышали. Несколько раз они попадали из зон, контролируемых пешмерга, в неизвестные районы Ирака, что пугало нас, остававшихся дома. Такая работа была очень опасной. Даже если ты не станешь жертвой взрыва, ты все равно цель для террористов, только потому что ты переводчик и работаешь на американцев. Многие езиды, после того как повстанцы узнали, что они помогали американцам, нашли убежище в Соединенных Штатах.
Война шла дольше, чем все ожидали. Люди быстро забыли о радостном возбуждении первых месяцев после свержения Саддама. Тогда свалили его статую на площади Фирдоус в Багдаде, а американцы разъезжали по стране, пожимая руки деревенским жителям и обещая построить школы, освободить политических узников и улучшить жизнь обычных иракцев. К 2007 году, всего через несколько лет после падения Саддама, в Ираке усилились беспорядки, и США направили туда еще более двадцати тысяч солдат, назвав это «приливом». Такой шаг был вызван в основном ростом насилия в Анбаре и Багдаде.
Сначала казалось, что «прилив» сработал. Количество атак уменьшилось, морские пехотинцы занимали города и проверяли дома в поисках повстанцев. Но для езидов тот год ознаменовался тем, что война пришла на пороги наших домов.
В августе 2007 года произошел самый жестокий теракт за всю Иракскую войну – и второй по жестокости в истории. Это случилось в двух езидских поселках Сиба-Шейх-Хыдыр и Тель-Узейр (известных также под баасистскими названиями Кахтания и Джазира), расположенных к западу от Кочо. Днем 14 августа в эти поселки приехали бензовоз и три грузовика, якобы для раздачи гуманитарной помощи. Припарковавшись, водители привели в действие взрывные устройства. Погибло восемьсот человек, более тысячи получили ранения. Взрывы были такой силы, что мы видели пламя и дым даже в Кочо. После этого мы стали в страхе приглядываться ко всем незнакомым машинам.
Сегодняшний Ирак настолько раздроблен, что, похоже, его не восстановить; но мы наблюдали за его распадом издалека.
Эти чудовищные теракты были закономерным результатом многолетнего напряжения между езидами и арабами-суннитами, а также усиления курдского влияния в Синджаре и радикализации суннитских районов. За несколько месяцев до американского «прилива» сунниты поклялись отомстить за смерть молодой езидской женщины по имени Дуа Халиль Асвад. Ее забили насмерть камнями якобы за то, что она захотела принять ислам и выйти замуж за мусульманина. И не важно, что езиды тоже пришли в ужас от гибели Дуа; они называли нас дикарями и врагами мусульман.
В езидском обществе, как и по всему Ираку, случаются так называемые убийства чести. Кроме того, переход в чужую веру считается предательством семьи и своего народа, отчасти потому что езидов на протяжении столетий заставляли принимать другую религию под страхом смерти. И все же мы не убиваем людей, отрекающихся от езидизма. Мы стыдимся того, что семья Дуа сделала с ней. Ее не только забили камнями на глазах ошеломленных, но не посмевших вмешаться свидетелей, но и выложили видео в Сеть. Этот ролик распространили новостные агентства, и его использовали в качестве оправдания нападений на нас, хотя мы сами резко порицали этот случай.
Как только появилась новость об убийстве Дуа, многие в районе Мосула стали называть нас неверными и достойными смерти – то же самое говорит о нас сегодня ИГИЛ. Курды отвернулись от нас, и мы продолжали жить в стыде и страхе. Езидским ученикам в Курдистане и Мосуле пришлось покинуть школы, а живущие за рубежом езиды были вынуждены оправдываться перед теми, кто, возможно, раньше даже не слышал о езидизме, а теперь называл его религией убийц.
Поскольку у езидов нет настоящих представителей в средствах массовой информации, как нет и сильного голоса в политике, ненависть к нам со стороны суннитов росла. Возможно, она была всегда, но в последнее время стала явной и быстро распространялась. Через две недели после убийства Дуа суннитские боевики остановили автобус с езидами и убили двадцать три пассажира, утверждая, что мстят за гибель Дуа. Мы готовились к очередным нападениям, но даже представить не могли ничего похожего на трагедию в Сиба-Шейх-Хыдыре и Тель-Узейре.
Когда мои братья увидели взрывы, они запрыгнули в машины и поехали к месту теракта вместе с сотнями езидов, взяв с собой пищу, матрасы и лекарства для жителей пострадавших деревень. Они вернулись домой поздно ночью, опустив головы в скорби и усталости. «Это гораздо хуже, чем можно себе представить, – сказал Элиас. – Поселки разрушены, повсюду мертвые».
Мама заставила их вымыть руки, усадила за стол и налила чай. «Я видел разорванное пополам тело, – сказал Хезни, дрожа. – Кажется, будто весь поселок залит кровью». Тела разнесло в клочья, с проводов свисали волосы и куски одежды. В больницах и клиниках не хватало коек и медикаментов. Шокат, друг моего брата, возмутился тем, что медик волочит тело за ноги, выхватил его и понес в больницу сам. «Ведь это мог быть чей-то отец или сын, – сказал он. – А его тащили прямо по земле, в пыли».
