– Надия! – попыталась возразить мама, но замолчала, чтобы не привлекать к нам внимание.
В тот момент я поняла, насколько опасно ИГИЛ. Оно доводило наших мужчин до отчаяния и лишало их воли к сопротивлению.
Внизу Ахмед Джассо разговаривал по телефону со своим братом Наифом, который по-прежнему находился в стамбульской больнице со своей женой. Позже Наиф рассказал Хезни об этих ужасных звонках.
– Они отбирают у нас ценные вещи, – говорил Ахмед брату. – После этого, говорят, повезут нас к горе. У ворот уже стоят грузовики.
– Возможно, Ахмет, возможно, – отвечал Наиф.
Про себя он думал: «Если это наш последний разговор, то пусть он будет как можно более обнадеживающим». Но поговорив с Ахмедом, Наиф позвонил знакомому арабу из соседней деревни.
– Если услышишь выстрелы, позвони мне, – сказал он, повесил трубку и стал ждать.
Наконец боевики потребовали телефон и у нашего мухтара.
– Ты представитель всей деревни. Что вы решили? Вы обращаетесь? – спросили они его.
Ахмед Джассо всю жизнь служил Кочо. При каждом споре он вызывал мужчин в джеват, чтобы решить его. Когда обострялись отношения с соседями, он старался все уладить. Кочо гордился его семьей, и мы доверяли ему. Теперь от него требовали принять решение от имени всей деревни.
– Отвезите нас к горе, – сказал он.
Из открытого окна послышался какой-то шум. Я выглянула наружу. Боевики приказали мужчинам выстроиться вдоль грузовиков, припаркованных у школы, и заталкивали их внутрь, чтобы уместилось как можно больше людей. Женщины наблюдали за этим, беспокойно перешептываясь и опасаясь, что если они повысят голос, то боевики закроют окно. Вместе с мужчинами в грузовики запихивали и подростков лет тринадцати. На лицах у всех застыла безнадежность.
Я рассматривала машины и сад в поисках братьев. Масуд стоял у второго грузовика, уставившись перед собой, чтобы не встретиться взглядом с толпой у окна. За всю осаду он едва ли обменялся с нами десятью словами. Он был самым сдержанным из всех моих братьев. Ему нравилась спокойная обстановка, и он любил работать в своей мастерской. Одного из его близких друзей убили, когда тот со своей семьей попытался сбежать из Кочо, но Масуд ни словом не обмолвился ни о нем, ни о своем близнеце Сауде, который сейчас находился в безопасности в Курдистане, ни о ком-то еще. Всю осаду он смотрел по телевизору репортажи с горы Синджар, а по ночам поднимался на крышу, чтобы поспать. Но он не ел, не жаловался и не плакал, в отличие от Хезни и Хайри, которые были более эмоциональными.
Потом я увидела, как к тому же грузовику медленно подходит Элиас. Мужчина, который после смерти нашего отца стал главой семьи, выглядел совершенно потерянным. Я оглянулась на женщин вокруг и порадовалась, что среди них нет Катрин. Мне не хотелось, чтобы она видела своего отца таким. Сама же я не могла отвести взгляд. Все вокруг меня как бы погасло и затихло – всхлипывания женщин, тяжелые шаги боевиков, испепеляющее полуденное солнце, даже жара. Все исчезло, и я видела только, как моих братьев заталкивают в грузовики. Масуд сел в углу, Элиас прошел назад. Потом машины отъехали от школы. Чуть погодя мы услышали выстрелы.
Меня оттолкнули от окна, и весь зал заполнился стонами.
– Их убили! – кричали женщины, несмотря на то что боевики приказывали нам замолчать.
Моя мать сидела на полу неподвижно, в полном молчании, и я подбежала к ней. Всю жизнь, когда мне было страшно, я обращалась за утешением к ней. «Все хорошо, Надия», – говорила она, поглаживая мои волосы, когда мне снился кошмар или когда я расстраивалась из-за драки между братьями. Ей столько всего довелось перенести, и она никогда не жаловалась.
Теперь она сидела на полу, положив голову на руки.
– Они убили моих сыновей, – всхлипывала она.
– А ну перестаньте кричать! – приказал один боевик, расхаживая среди толпы. – Еще один звук, и мы вас убьем.
Громкие стенания сменились сдавленными рыданиями; женщины пытались замолчать. Я молилась в надежде, что моя мать не видела то, что видела я, – как ее сыновей заталкивают в грузовики.
Знакомый араб Наифа позвонил ему.
– Я слышал выстрелы, – сказал он, плача.
Мгновение спустя он увидел вдалеке какого-то мужчину.
– Кто-то бежит к нашей деревне, – сообщил он брату мухтара. – Похоже, это твой двоюродный брат.
Это действительно оказался двоюродный брат Наифа. Добежав до деревни, он упал на землю.
– Они убили всех, – сказал он, переведя дух. – Выстроили и заставили спуститься во рвы.
Все исчезло, и я видела только, как моих братьев заталкивают в грузовики.
Он говорил о неглубоких траншеях, которые в зимние месяцы удерживали дождевую воду для полива.
– Подростков заставляли поднимать руки, и если у них не было волос под мышками, их отводили обратно в машины. Остальных расстреляли.
В одночасье были убиты почти все мужчины; они падали друг на друга, словно деревья, сраженные одной молнией.
В одночасье были убиты почти все мужчины; они падали друг на друга, словно деревья, сраженные одной молнией.
В тот день за школу отвезли несколько сотен мужчин, и только несколько из них выжили. Моего брата Саида ранили в ногу и плечо; упав, он закрыл глаза и попытался затихнуть и не дышать слишком громко. Поверх него упало тело грузного мужчины, казавшееся еще тяжелее после смерти, и Саид прикусил язык, чтобы не застонать от сокрушающего веса. «По крайней мере его тело спрячет меня от боевиков», – подумал он и закрыл глаза. Во рву пахло кровью. Возле него стонал от боли еще один мужчина, взывая о помощи. Саид услышал шаги боевиков. Один из них сказал: «Это собака еще жива» – и выпустил очередь из автомата.
Одна из пуль угодила Саиду в шею, и он собрал всю волю в кулак, чтобы не закричать. Только после того как боевики отошли, Саид осмелился пошевелить рукой и зажать ею рану. Неподалеку лежал учитель Али, тоже раненый, но живой. Он прошептал Саиду: «Тут поблизости есть сарай. По-моему, они ушли довольно далеко и не увидят нас, если мы туда проберемся». Мой брат кивнул, морщась от боли.
Через несколько минут Саид с Али раздвинули тела погибших и осторожно выбрались из рва, внимательно глядя по сторонам и проверяя, нет ли рядом боевиков. Потом они как можно быстрее дошли до сарая. В моего брата выстрелили шесть раз, большинство пуль попали в ноги, но ему повезло, что они не задели кости и другие важные органы. Али тоже ранили в шею, и хотя он мог идти, от потери крови и от страха у него начали путаться мысли.
– Я оставил там очки, – повторял он Саиду. – Ничего не вижу без них. Надо вернуться за ними.
– Нет, Али, друг! Нельзя возвращаться, они нас убьют, – сказал ему Саид.
– Ну ладно, – согласился Али, вздохнул и прислонился к стене сарая.
